Знак неравенства
Шрифт:
— Это вы?
Отец Григорий развел руками:
— Грехи наши тяжкие. Что смысла скрывать. Господь все равно все знает.
— И простил? — неожиданно для себя самой спросила Алена.
Внимательно и весело глядя на нее, отец Григорий ответил:
— Позволил же мне служить ему. Значит, простил. Да и грех не самый тяжкий…
— А как бы он не позволил? — негромко продолжила Алена. — Кирпич бы на голову вам бросил или камень с неба?
Батюшка, опять мягко взяв ее за руку, распахнул большие двери гостиной, говоря
— Не ожесточайся, дочь моя, все проще. Хотя для современного человека это, наверно, обычное сомнение… Многие именно так бы спросили… Просто я слов бы на службе не находил, и в душе была бы тоска, а так в душе моей — вера, смирение и покой.
— Вера, смирение и покой… — повторила Алена, стараясь осмыслить каждое слово. — А свет?
— И свет, разумеется, — слегка улыбнулся отец Григорий. — Видишь, каких девчушек Он нам с Татьяной послал. Близняшки, но разнояйцевые, непохожие. И назвали мы их совсем по-разному. Черненькую — Марией, а беленькую — Глафирой. Глафира, видно, недовольна именем — чаще кричит. Вот слышишь голос погромче? Наверняка — она. — Священник прикрыл двери в комнату, но все равно было слышно, как громко и требовательно кричали малыши, и, действительно, раздавались два разных голоса. Один — тонкий, жалобный, другой — настойчивый и уверенный. — Так ты хотела со мной поговорить, дочь моя? — неожиданно спросил отец Григорий.
Алена удивленно посмотрела на него:
— Нет… — Но тут она вдруг подумала: а не рассказать ли священнику о своих страхах и всех непонятных вещах, которые происходили последнее время в ее жизни. — Не знаю…
— А ты присаживайся, располагайся.
— Спасибо. — Алена села на мягкий низкий диван и осмотрелась.
Если бы не огромная икона в противоположном углу от входа, ничто бы не напоминало о том, что это дом священника.
Отец Григорий сел напротив, внимательно глядя на нее.
— И все же?..
Алена нерешительно вздохнула:
— Меня, похоже, черти мучают, отец Григорий.
Священник явно не ожидал такого начала.
— Черти?!
— Ну… или бесы.
— Или бесы. Ага. А что они делают?
— Они… стучат ночью в дверь, крадутся за мной по вечерам, поджидают после работы у музыкальной школы и после службы у церкви… — Когда она все это вслух проговорила, то ей самой показались несерьезными собственные слова.
Но священник совершенно серьезно спросил:
— Они тебя за оградой ждут или у крыльца?
Алена посмотрела на него, пытаясь понять, поверил ли он ей.
— Наверно, за оградой… Я несколько раз слышала, как кто-то идет следом. Когда я иду, он — тоже, я останавливаюсь, и шаги стихают… А как-то видела машину, она ехала за мной… Ну, мне так показалось, что за мной…
— Хорошая машина?
— Вроде да…
— Марку, конечно, не знаешь?
Алена покачала головой:
— Не разобрала. Иномарка какая-то.
— Ну хорошо… — кивнул отец Григорий. — А хотя бы цвета
— Темная… Черная или синяя…
— Ладно. А что они еще делают, черти эти?
— Они как будто сидят в телефонной трубке, слушают мои разговоры. При этом им совсем неинтересно, они вздыхают, грызут что-то…
Отец Григорий очень аккуратно спросил:
— У тебя голова часто болит, дочь моя?
Алена кивнула:
— Я понимаю, что вы подумали. Я знаю, кто слышит звуки и голоса. Нет, у меня голова вообще никогда не болит. Кстати, однажды и моя подруга тоже слышала, когда мы с ней разговаривали, как в трубке вдруг кто-то вздохнул и сказал: «Ой, блин…»
В прикрытые двери гостиной постучалась и вошла, не дожидаясь ответа, жена священника.
— Уснули девочки… Не помешаю?
— Иди, матушка, сюда. — Отец Григорий усадил ее рядом с собой на диване, взяв за руку. Он улыбнулся Алене: — Да, дочь моя, и что же еще?
— Еще советы дают, как выкидыш сделать.
Татьяна испуганно перекрестилась:
— Господь с тобой!
Отец Григорий мягко остановил жену:
— Погоди. — Он очень внимательно посмотрел Алене в глаза. — Значит, черти тебе советуют, как… избавиться от малыша? А ты что, хотела этого? Говорила с кем-то?
— Нет, никогда. Наоборот. Боялась потерять. И… боюсь. Это… моя первая беременность. И… я люблю Дениса.
— Это хорошо, что любишь, — кивнул отец Григорий. — Про чертей все?
— Нет. То есть… Может, это все и не связано… Женщина из-за меня коляску уронила, а в ней никого не было, только кукла… без живота… И бабка какая-то жуткая привязалась на улице, обещала, что я умру скоро… — Алена почувствовала, как от произнесенных слов у нее стало чаще биться сердце, но она все же договорила под внимательным взглядом священника и его жены: — и что… смерть у меня… в животе.
Отец Григорий остановил ее:
— Ну, хватит, хватит. И так ясно. Тебе уехать надо, дочь моя. Я уже думал об этом. Послушай-ка меня и не возражай сразу. Мой отец, Алексей Константинович, живет во Владимире. У него там прекрасный дом, две овчарки, умнейшие существа, садовник, женщина по дому помогает. А сам отец пишет книжки по военному искусству. Поживешь там. А может, приживешься, так и останешься, отец очень одинок. Человек он еще не старый…
Алена опустила голову.
— Спасибо, отец Григорий… Я подумаю.
— А другу твоему… Денису, сказать надо, что ребенок этот не его и что ты уехала к отцу ребенка. Отпустить его навеки, Дениса. Чтобы семью свою он не вздумал ломать. Иначе никому счастья не будет.
— Он и не думает…
— Это он сейчас. Потом по-другому будет.
Алена подняла глаза на священника:
— Он один живет…
— Один, да не с тобой, дочь моя. А как детеныша увидит, все переменится. И все дети тогда страдать будут — и те, и эти.
Девушка тихо ответила:
— У него… нет своих детей…