Знак неравенства
Шрифт:
— Так. Ну ладно, — остановила Алена собственные мысли и встала.
— Что? — Данила с тревогой и любопытством смотрел на мать.
— Сейчас, малыш…
— Ему плохо?
— Слушай, — Алена посмотрела на сына, — а что это ты так заинтересовался? Ну, плохо. Совсем плохо. Вернее, ему уже никак.
Данила очень внимательно слушал, оставив игру.
— Мам, ты будешь плакать?
— Я? — Алена с ужасом почувствовала, что не сможет сдержать слез, это значит,
— Почему умер?
— Не знаю, Даня. Это же совсем чужой человек. Он… — Алена включила воду, умылась прямо на кухне, включила чайник. — Так. Ну, хватит. Глупость какая-то. Будем теперь… Собирайся, пошли гулять. Я только быстро выпью кофе. А ты одевайся. И давай энергично, погода отличная…
Данила радостно подхватился:
— На площадку пойдем?
— Конечно. На дальнюю, где большие качели.
— Сегодня можно до неба покачаться?
Алена попыталась улыбнуться:
— Думаю, да… Есть все основания…
Данила вприпрыжку убежал одеваться.
Алена крикнула ему вдогонку:
— Толстовку надень серую!
Она достала из шкафчика на стене засунутый между коробками с крупами небольшой фотоальбом. Открыв его, она долго смотрела на фотографию молодого Дениса: он улыбался, чуть прищурив глаза, точно так делает сейчас Даня… Алена резко захлопнула альбом и вдвинула его на место, заставив баночкой со специями.
— Ну ладно, — вздохнула она. — Как все странно… Встретиться, чтобы проститься…
Несколько секунд она смотрела в окно, потом встряхнулась и быстро пошла в прихожую одеваться.
Алена стояла, прислонившись к красной стойке качелей. Надо же, сколько раз она здесь гуляла, и ей всегда казалось, что когда-то в лесу проложили тропинки, поставили скамейки, а на самом деле — как правильно и ровно растут деревья, чередуются в определенном порядке: березы, ели, сосны, ясени… Это же просто посадки, старые, ставшие похожими на настоящий лес…
Что здесь было раньше? Поле? Пустырь? Или, может быть, старое кладбище?
— Мам, а этого… дядю… похоронят на кладбище? — с любопытством спросил Данила с качелей.
Алена вздрогнула. Уже не первый раз она замечала эту удивительную способность сына, передавшуюся ему, конечно, от нее самой. С близкими, с самыми близкими людьми ведь так просто общаться, чувствуя их без слов. Иногда, правда, это чуть-чуть пугает. Когда понимаешь что-то, не предназначенное тебе. Или, наоборот, как сейчас, Даня услышал ее невысказанную мысль. Невысказанную и даже не до конца сформированную. Или… или же это просто совпадение?..
— Ну… конечно, — ответила она сыну.
— А если папа утонул, то, значит, его не похоронили на
Алена взглянула на Данилу, качающегося стоя, и не сразу ответила:
— Ну, наверно… Не знаю… Может, ты сядешь?
Данила помотал головой.
— Мам…
— Тогда крепче держись.
— А он правда утонул? — спросил мальчик через некоторое время.
— Правда, — сдержанно ответила Алена.
— Мам, а я похож на него?
— Немного. Глаза похожи.
Данила наконец сел на перекладину и перестал раскачиваться. Качели постепенно остановились.
— А он был герой, да, мам?
— Да. Папа был очень смелый герой. Отважный и честный. Поэтому он и погиб. Спасал других.
— Кого?
— Я не буду тебе по сто раз рассказывать. Давай вон с той горки вместе съедем, хочешь?
— Давай! — Данила радостно спрыгнул с качелей и первым забрался на высокую горку. — Я тебя буду держать, хорошо?
— Конечно! — улыбнулась Алена. Она села впереди, Данила — за ней и крепко ухватился за нее руками.
— Ты не бойся, хорошо, мам?
Алена посмотрела вниз и совершенно искренне ахнула:
— Ой, мамочки, высоко как…
Они съехали еще несколько раз, пока Даниле не надоело, потом он побежал к вертикальной лестнице с перекладинами.
— Мам, а почему слова такие: «Трутся спиной медведи о земную кость»? — спросил он сверху.
— Не кость, Даня, а ось, — ответила Алена, пряча улыбку.
Мальчик перелез на другую сторону вертикальной лестницы и, подумав, снова спросил:
— Мам, а ось — это муж осы?
— Ось? Нет, Даня, это, во-первых, не он, а она. Это такая… м-м-м… ось… на которой вертится наша Земля. Слезай, я тебе нарисую.
Данила, стоя на самом верху лестницы, засмеялся:
— Мне отсюда лучше видно. Как будто я летчик. Алена задрала голову и посмотрела на сына:
— Давай лучше космонавт, а?
— Давай, — охотно согласился он.
Алена взяла палку и стала рисовать на плотно утоптанной земле.
— Вот это наша Земля… а это называется — ось. Видишь, здесь где-то мы живем, а вот здесь Черное море, а здесь, наверно, Красное. Не свалишься?
Данила помотал головой, по-прежнему стоя на самом верху.
— А вот это — Мертвое…
— То, над которым разбиваются летчики?
— Да… Некоторые…
Данила спустился пониже и ловко спрыгнул вниз.
— Мам, ну почему ты не смотрела, как я прыгнул!.. Maм, а вот если бы его похоронили на кладбище, мы бы к нему в гости могли приходить, да?
— Ох, господи… — Алена покачала головой.
Она дотянулась до сухой поросли многолетнего ползущего мха, на которой желтели маленькие засохшие соцветия, и, сорвав колючий цветок, растерла его пальцами. Она ощутила едва уловимый терпкий запах.