Знак неравенства
Шрифт:
Денис постарался выдержать взгляд жены и пошел заглянуть в комнату, где была Маргоша. Тихо подойдя к дочери, он закрыл ей ноги пледом, долго смотрел на малышку, приткнувшуюся к Маргоше. Тонкая, светлая кожица, почти не видно бровок, ни на кого из них не похожа… Он осторожно вышел, прикрыв за собой дверь.
— Ну что, спит страдалица? — Оксана отложила в сторону свой телефон.
— Спит… — вздохнул Денис. Он уже не раз ловил себя на ужасной мысли: ему было жалко Маргошу, безумно жалко, но странно, он никого не мог себе представить рядом с ней. Чтобы какой-то мужчина обнимал
Оксана покачала головой:
— Надо ей все-таки психиатра хорошего найти…
— Перестань! Сама лучше почаще приезжай.
Оксана тоже вздохнула и совершенно искренне ответила:
— Да… Это, наверно, действительно лучше.
В комнату заглянула полная молодая женщина, няня Валя, и спросила громким шепотом:
— Оксана Валентинна, я пойду? У меня завтра выходной.
— А Маргоша отпустила тебя?
Няня смущенно затеребила длинный платок, наброшенный на плечи.
— Они сказали — как вы скажете. Я там картошки начистила, к ужину. Овощей намыла… И малой банан перетерла… — Заметив, как взглянула на нее Оксана, она заторопилась объяснить: — Вилку я прошпарила, два раза…
Оксана переглянулась с Денисом, который весело смотрел на растерянную толстушку и, похоже, собирался пообщаться с ней по-свойски, не зло подсмеиваясь над ее просторечным выговором и словечками. Под взглядом жены Денис остановился.
— Иди, Валюта, конечно. Спасибо, — ровно ответила Оксана. Она уже давно научилась говорить со всей прислугой доброжелательно и строго, так, что ее боялись как огня.
— Вам спасибо! — Слегка поклонившись, девушка вышла.
Денис посмотрел на жену:
— Пойти проводить?
— Да господь с тобой! Напугаешь девку! Она видишь какая дикая. Или ты за одно место ухватить хочешь?
— Не хочу. А почему она прямо здесь не живет?
— Маргоше с ней тяжело будет. Да она еще за теткой своей ухаживает, поэтому и приехала в Москву.
Они услышали, как малютка в другой комнате подала голос. Денис быстро прошел в спальню и взял ее на руки. Девочка стала еще сильнее плакать. Вернувшись в гостиную, он растерянно посмотрел на Оксану.
— Качай-качай, — кивнула та. — Хотя бы побудь в роли… гм… дедушки.
— Может, соску ей дать?
— Лучше покормить. На кухне должна быть бутылочка со смесью.
Денис прошел вместе с малышкой на кухню, нашел бутылочку, дал девочке, она действительно затихла. Денис опять вернулся к жене, встал, чуть покачивая девочку, у полукруглого панорамного окна, из которого была видна Москва — и университет на Воробьевых горах, и Останкино, и высотка на площади Восстания, и новые разномастные колоссы, быстро и резко поменявшие привычный облик Москвы. Привычный для тех, кто рос здесь или приехал в Москву в советское время, когда районы за Садовым кольцом застраивали по линеечке, ровненько, внося несвойственный дух геометрической правильности в веками сложившийся московский архитектурный стиль застройки — как удобно, так и построили. Не по прямой, а по удобству, думал Денис. Очень похоже на решения некоторых особо волевых мужчин. Он вздохнул.
— Ты о чем? — Оксана посмотрела на
— Думаю, почему в Москве, в старом центре, нет ни одной прямой улицы или квадратной площади.
— Удивительное все-таки существо — мужчина… Вам хоть кол на голове теши, вы будете о чем угодно думать и размышлять, только не о том, что у вас рядом. Не о близком…
— Так ведь всего-навсего — носители недостающего гена, ошибка создателя. Ты сама так говоришь. Что нам остается, при таком диагнозе?
— Ну, вообще-то правильно. Делать больше нечего, кроме как в мячик играть, драться друг с другом и болтать… Так что ты хотел сказать? Насчет прямых углов…
— То, что Москва другой становится. Не замечала? И главное, получается, как будто в духе исторических традиций. Ничего против и не скажешь. Где можно легко сковырнуть трухлявую пятиэтажку, по краю улицы например, там и вырастет башня, издалека похожая на средневековый замок.
— И ладно… Красиво…
— Ну да… Свет собой закроет для остальных домишек да заодно и их самих, неказистых и убогих, подальше от глаз градоначальников и туристов, да? Или вот видишь, к примеру, этот кирпичный дом с круглыми башенками и балкончиками? Почему вдруг наискосок от него, в пятидесяти метрах, построили вон того жутко-голубого урода, который торчит из земли как штырь? Тридцать два этажа да на подпорках… Представляешь, какая там наверху вибрация? Да и здесь, у Маргоши, очень высоко все-таки.
— Здесь прекрасно, — твердо ответила Оксана.
— Не знаю… Человек должен видеть снег на земле, лужи, траву, листья… — покачал головой Денис.
— Жучков-паучков? — насмешливо улыбнулась она.
Денис кивнул:
— Именно. И слышать, как поют птицы.
Оксана дружелюбно заметила:
— Хорошо, следующую квартиру купишь ей ты. Ты же вроде прилично теперь зарабатываешь на своих сушеных козявках и корешках. Кто только их ест…
— Из них делают сырье для лекарств и кремов, — негромко ответил Денис, любуясь маленькой девочкой, сосредоточенно сосущей молоко из бутылки.
— Ах вот как!
Они посмотрели друг на друга, на сей раз Денис отвернулся первым. Он медленными шагами прохаживался около широкого эркера. Через небольшую паузу все-таки безнадежно спросил:
— Она тебе так ничего и не сказала?
Оксана взглянула на него:
— Сказала. А тебе?
— Нет… — До него не сразу дошел смысл Оксаниных слов. — Сказала?! Тебе?!. И что?
— Что — «что»?
— Так кто он? — по возможности миролюбиво, иначе с Оксаной ничего не выйдет, уж он это хорошо знал, но настойчиво спросил Денис.
— Лучше тебе не знать. Ты же пойдешь разбираться…
— Я плохо Маргоше не сделаю, Оксана.
После короткого раздумья Оксана ответила:
— Лёлик.
— Кто-о?
— Тише, испугаешь ребенка. Лёлик, идиот этот, телохранитель. Ему доверили девочку хранить, а он, сволочь, душу ей разорвал.
Денис несколько секунд переваривал только что услышанные слова, а потом сказал:
— Оксан, возьми хотя бы на время их к себе.
— Ты о чем?
— На черта ей эта квартира? Лёлика ждать? Ей с тобой лучше будет.