Знак судьбы
Шрифт:
Когда я увидела Тоби и Элси, я вздохнула с облегчением. Они наверняка тоже слышали этот смех и, похоже, вовсе не были удивлены; они были увлечены очень серьезным разговором. Это показалось мне странным, потому что сейчас они совсем не походили на легкомысленных шутников, которыми казались вчера вечером. Если бы я не была так бодра, я бы подумала, что мне это снится.
Вдруг они посмотрели вверх. Выражение их лиц изменилось. Они улыбались.
— Доброе утро, — крикнул мне Тоби.
— Как спалось? — вторила ему Элси.
— Доброе утро. Спасибо, хорошо.
—
Потом снова раздался издевательский смех. Элси прищелкнула языком.
— Эти кукабары снова за свое.
Как только она это сказала, мимо пролетела серо-коричневая птица около семнадцати дюймов длиной. Она уселась на ветку. Потом прилетела еще одна и села рядом с первой. Снова раздался смех — и я поняла, что он исходит от птиц.
— Они требуют свой завтрак, — объяснила Элси. — Я кормлю их, как и остальных птиц, поэтому они сюда и прилетают. Они издают довольно забавные звуки, но ты привыкнешь. Их называют зимородками-хохотунами, и понятно почему. Они как будто смеются над тобой. Может, они думают, что я просто глупая старуха, которая с ними возится. Но нам тоже пора за стол.
Я спустилась, и мы сели завтракать — бекон с яичницей, свежеиспеченный хлеб и кофе.
— Так завтракают дома, — сказала Элси. — Мы чтим старые традиции. И это правильно, да, Тоб?
Тоби согласился. Мы стали обсуждать, что будем сегодня делать. Тоби должен был поехать в доки, на корабль, и не знал, сколько там пробудет. Элси хотела показать мне дом и сад, рассказать, как они живут здесь, «на другом краю света».
Они снова были веселы. Тоби уехал, как и собирался, а я смотрела, как Элси кормит птиц. Это было замечательное зрелище: они все слетелись к ней — прекрасные, пестрые, разноцветные. Они напоминали волнистых попугайчиков, которых мы держим в клетках дома, в Англии. Здесь они летали свободно, довольно чирикали и свистели, кружили вокруг Элси. Это была мирная картина. Тут же я видела и кукабар, они тоже получили свою порцию корма. Потом я снова услышала их насмешливый хохот. Он меня больше не пугал.
Элси сказала, что мне понравятся австралийцы.
— Здесь, в Австралии, люди совсем другие, — сказала она. — Не такие, как там, откуда ты родом. Мы здесь не заносчивые, не надменные, «я лучше тебя». Мы все равны, хотя некоторые более равны, чем остальные. Так говорят, — добавила она, кивая. — Если слуги помнят, что я здесь главная, и делают то, что я велю, — тогда все в порядке.
— Но это же все равно… — начала я, но она усмехнулась.
— Ты поймешь, что я имею в виду, дорогая, — сказала она. — У нас тут есть две горничные, Аделаида и Джейн. И конечно, Мейбл. Это в доме. Мейб — просто сокровище — готовит, следит, чтобы все шло как следует. Джем, его жена и их сын Холл живут над конюшней, но все время приходят в дом. И еще есть Агло. Иногда он уходит, и мы никогда не знаем, вернется он или нет. Но все равно не думаю, что он когда-нибудь уйдет навсегда. И уж наверняка этого не произойдет, пока здесь Тоб. Агло очень любит Тоба. Большинство людей его любят. Есть в нем что-то особенное. Ну что, идем осматривать
Мы пошли. Большой, деревянный, он был обставлен довольно просто. Там была прачечная, кладовые, чуланы и большая кухня с огромной печью, духовками и длинным деревянным столом.
Я познакомилась со всеми обитателями и поняла, что имела в виду Элси, когда говорила, что не признает никаких формальностей, которые необходимы дома, в Англии. Все говорили с ней свободно, на равных, пока выполняли свою работу.
— Кому нужны эти чепчики и переднички и «называйте меня мадам»? Мне достаточно, если меня будут звать миссис Синклер.
Элси сказала это с сожалением, и я подумала: хотела ли она быть женой Тоби во всех смыслах вместо его редких визитов, когда корабль прибывал в Сидней?
В первое же утро она рассказала мне, что ее дедушка был выслан в Сидней на поселение. Он не был преступником — просто слишком свободно и открыто выражал свои мысли. Он работал на фабрике и боролся за права рабочих.
— Как один из этих Толпудлских мучеников. Он никогда не забывал, что с ним сделали. Но мой дед не из тех, кто изводит себя постоянными жалобами на то, что невозможно исправить. Поэтому он отработал здесь семь лет, а потом приобрел земельный участок. Он упорно трудился и преуспел. Потом отправился добывать золото в районе Мельбурна. Мой отец последовал его примеру, и они сколотили состояние. И вот мы здесь, в стране, которая нам очень нравится, и никогда не заводим разговоров о том, чтобы вернуться.
Мне все это показалось интересным, хотелось услышать еще что-нибудь.
— Услышишь, дорогая, — пообещала Элси. — Я не из тех, кто держит рот на замке.
— Вы должны мне рассказать. Я же здесь ненадолго.
— О, у нас будет достаточно времени на разговоры, вот увидишь.
Так прошло утро, а днем вернулся Тоби. Я была в своей комнате, развешивала одежду, когда услышала топот его коня. Я подошла к окну. Элси, очевидно, тоже что-то услышала. Она вышла из дома и побежала Тоби навстречу. Они возвращались вместе. Лица у них были непривычно серьезными — как тогда, утром, когда меня напугал крик кукабар.
На мгновение Элси и Тоби остановились, взволнованно беседуя о чем-то. Я окликнула их. Они посмотрели вверх и улыбнулись мне. Странно, но их улыбки показались мне вымученными, и у меня появилось неприятное чувство, что не все так хорошо, как меня хотят уверить. Я инстинктивно ожидала услышать издевательский смех птиц, но после кормежки они улетели.
Я спустилась вниз, чтобы поприветствовать Тоби.
— Утро прошло хорошо, как я понимаю. Ты осматривала дом? — спросил он.
— Да, это было очень интересно.
— Тоб хочет поговорить с тобой, дорогая, — сказала Элси, умоляюще посмотрев на него. — Послушай, почему бы тебе не сделать это сейчас? Идите в гостиную… вдвоем.
Я была почти уверена, что Тоби не очень хочется, а она уговаривает его. Но он сказал:
— Хорошо. Пойдем, Кармел.
Мы направились в гостиную, а Элси вышла из дома, оставив нас одних.
Я внимательно смотрела на Тоби, и во мне крепла уверенность, что что-то не так.