Знак темной лошади
Шрифт:
— Как ты? Выглядишь ты лучше, чем я думала.
— Да я уже почти здоров. Он помолчал. — А как ты?
— Что ты спрашиваешь? В больнице же лежишь ты.
— Я знаю, у тебя неприятности.
— Ну… — Она помолчала. — Что об этом говорить.
— Смерть мужа, вся история с Анри. Я ведь смотрю телевизор.
— Д-да… Знаешь, на меня вдруг все это свалилось… как-то скопом.
— Газеты и телевидение сообщают, что причины смерти твоего мужа до сих пор не выяснены. Правда, в одной из газет я прочел,
— Не знаю, зачем только полиция выдумала эту чушь про сердечный приступ. Это полная чушь. Полная.
— От чего же умер твой муж?
— Его убили. — Нгала сказала это еле слышно.
В версию естественной смерти Дюбуа Жильбер не верил с самого начала, и слова Нгалы подтвердили: он был прав. Все же, чтобы выяснить все до конца, он спросил:
— Каким же образом его убили?
— Его отравили леденцами. Эрнест сосал леденцы, чтобы легче было бросить курить.
Отравился леденцами… Интересный способ убийства, подумал Жильбер. Главное, безупречный в данной ситуации, когда убийцы Дюбуа заранее знали, что его смерть будет проходить на глазах миллионов телезрителей. Ведь и он сам, лично наблюдавший события в день Дерби по телевидению, мог бы сказать: все, что происходило на экране телевизора со старшим Дюбуа, никак не было похоже на убийство. Во всяком случае, внешне. Эрнест Дюбуа упал. К нему бросились телохранители. Затем его внесли на носилках в машину «скорой помощи». Если бы он был обычным телезрителем, он бы точно подумал: человеку просто стало плохо.
Обдумав все это, он спросил:
— Где твой муж держал эти леденцы?
— Он носил эти леденцы в жестяной коробочке, в кармане. И сосал их каждый день, практически все последние месяцы с момента, когда выкурил последнюю сигарету. Анри хорошо видел, что Эрнесту стало плохо, когда он разгрыз один из этих проклятых леденцов. Это случилось перед самым взвешиванием. Потом, когда Эрнест упал, он, уже умирая, сказал Анри: «Они отравили меня леденцами». Да и врач в больнице сказал, что Эрнест умер от сильного яда.
— Почему же полиция скрывает это?
— Не знаю. О том, что Эрнеста отравили, я сообщила в редакцию сразу же, из больницы. Позвонила прямо шефу и все ему рассказала. Но перед самой сдачей номера в набор полиция попросила придержать мое сообщение якобы в интересах следствия.
— Кто именно в полиции это сделал, не знаешь?
— Сначала шефу позвонил тот мерзавец, который мучил Анри на допросе, комиссар Ланглуа. Потом, когда шеф все же решил включить сообщение в экстренный выпуск, ему снова позвонили, на этот раз сам заместитель министра внутренних дел. Тут же последовал звонок владельца газеты. Ясно, тягаться с ними шеф не мог.
Нгала сидела, сжав кулаки и закусив губу. Судя по всему, весь этот разговор был
— Прости, Нгала. Я знаю, тебе не очень весело. Вряд ли стоило затевать этот разговор.
— От этого разговора все равно никуда не уйдешь. Наоборот, я даже рада, что все тебе рассказала.
Некоторое время оба молчали, вслушиваясь в тишину. Наконец Нгала улыбнулась:
— Вообще я хороша. По идее я должна за тобой ухаживать, а вместо этого плачусь в жилетку. Сделать тебе кофе? Настоящий?
— Ну… если разрешит сестра. У меня же диета. Но думаю, кофе можно.
— Конечно. Кофе тебе не помешает. Сестру я уговорю, у нас с ней неплохие отношения.
— Ты не заметила, кто сидит в коридоре?
— Полицейский и один из наших.
— Хорошо, жду твой кофе.
— Сейчас. — Улыбнувшись, Нгала вышла. Вернулась она минут через двадцать, с подносом, на котором стояли кофейник и две чашки.
После того как его счастье кончилось и Нгала ушла, Жильбер долго лежал, вспоминая каждое ее движение и каждое слово. И сам не заметил, как заснул.
Проснувшись, он понял, что уже вечер. В палате было темно. Полежав немного, он наконец обнаружил, что рядом с его кроватью кто-то сидит. Вглядевшись, узнал Марселя.
Заметив, что он проснулся, Марсель тронул его за плечо:
— Как дела?
— Отлично. Знаешь, я чувствую себя почти здоровым.
— Ты спал, как сурок. Мне даже жалко было тебя будить.
— Ты давно здесь?
— С полчаса. Зашел сразу после дежурства. Честно говоря, меня волнует только одно — Барт не проявлялся?
— Нет. И думаю, уже не проявится.
— Будем надеяться. Но после больницы он постарается тебя достать.
Полежав немного, Жильбер сказал:
— Начнем с того, Марс, что достать Барта постараюсь я. Ты меня знаешь, сносить обиды я не привык.
— Все правильно. А я тебе помогу.
— Меня же люди Барта так легко уже не возьмут. В тот раз я засветился на красном «фольксвагене», так вот, сразу же по выходе из больницы я сменю машину. Заодно поменяю и квартиру, затеряюсь где-нибудь в Париже, как в стоге сена, навык у меня есть.
— Правильно. Вообще, малыш, насчет Барта я тебе сказал на всякий случай.
— Спасибо. Слушай, что там со смертью Эрнеста Дюбуа?
— Я как раз хотел с тобой об этом поговорить.
— Я тоже. И прежде всего о версии о сердечном приступе, который его якобы свалил.
— Сердечный приступ отменяется.
— Отменяется?
— Да. В том, что Дюбуа умер от сердечного приступа, меня да и всех в полиции убедил папа Пикар. На самом же деле Дюбуа отравили. Ты знаешь об этом?