Знак темной лошади
Шрифт:
— Знаю.
— От кого?
— От вдовы Дюбуа, Нгалы, она была у меня сегодня. И все же я хотел был послушать, что знаешь ты.
— Немного. Вообще обо всем этом мне рассказал папа Пикар, ведь меня в тот день на ипподроме не было.
— И что он рассказал?
— Эрнест Дюбуа бросил курить, вместо сигарет он примерно с полгода сосал леденцы. В день Дерби кто-то ухитрился подменить эти леденцы. Вместо лежащей в кармане куртки Дюбуа жестянки с леденцами какой-то ловкач подложил другую, точно такую же. Леденцы в этой другой коробочке
— Примерно то же самое. Интересно только, почему Пикар выдвинул эту свою версию о сердечном приступе? Может, он все же связан с Сен-Клу?
— Нет. Пикар на нашей стороне.
— На нашей?
— Да. Сегодня у нас с ним состоялся тайный разговор, на набережной.
— Почему именно на набережной?
— Пикар признался мне, что теперь не верит в полиции никому. Мне же он доверился лишь из-за того, что давно уже догадался: мы с тобой работаем на пару.
— Догадаться было нетрудно.
— Естественно. Именно поэтому он и решил поговорить со мной начистоту.
— И что же он тебе сказал?
— Как я понял, старик решил заняться этим делом всерьез.
— Неужели?
— Да. Пикар поклялся мне, что выявит убийц Дюбуа, чего бы это ему ни стоило.
— Приятно слышать. Вот только никак не возьму в толк: что это его так завело?
Помолчав, Марсель усмехнулся:
— Простая вещь. Деньги.
— Деньги?
— Да, деньги. В день Дерби наш папа включил в свою игру лошадь Дюбуа, Гугенотку. И выиграл на ней чудовищную сумму. Что-то около миллиона франков. Представляешь?
— Не представляю. Жильбер каким-то чудом ухитрился не выдать себя интонацией. Зато мотивы папы мне теперь понятны.
— Мне тоже. Да и нам ведь с тобой это на руку.
— Конечно. Интересно, есть ли у Пикара какая-нибудь версия?
— Жиль, ты знаешь Пикара не хуже меня. Старик осторожен, как лис, поэтому с версиями пока не торопится. Но за расследование взялся довольно рьяно. И многое уже выяснил.
— Например?
— Например, ему удалось установить, что в день Дерби около жокейской дежурила липовая машина «скорой помощи».
— Липовая машина «скорой помощи»… — Жильбер помолчал. — Любопытно.
Еще как любопытно. Эта машина опоздала, и именно поэтому Дюбуа успели погрузить в настоящую «скорую», ну а так бы — сам понимаешь. Липовая «скорая» повезла бы Дюбуа в больницу, где его ждал бы заранее подготовленный врач. Который уж точно поставил бы нужный диагноз. Вроде того же сердечного приступа. И все было бы шито-крыто.
— Засечь, откуда взялась эта «скорая помощь», не удалось?
— Удалось только выяснить, что номера, под которым эта «скорая» дежурила у ипподрома, в природе не существует. И все.
Они помолчали в тишине. Наконец Жильбер сказал:
— Ладно, Марс, иди. Представляю, как ты устал после дежурства.
—
— Пока.
Марсель ушел, Жильбер же после его ухода еще долго лежал, вглядываясь в темноту.
Проснувшись, Анри сразу же вспомнил все. И прежде всего то, что отца уже нет. Полежав немного, понял: державшее его все эти дни за горло ощущение тяжести и пустоты не уходит. И не уйдет. И вряд ли он сможет когда-нибудь от него избавиться.
Все же, сделав над собой усилие, он заставил себя встать. Превозмогая себя, принял душ. Затем, достав из холодильника еду, позавтракал. Посмотрел в окно флигеля: на дорожке уже идет работа.
С трудом заставив себя выйти на дорожку, он проработал с лошадьми около часа. После этого, осознав, что толку от его работы все равно не будет, снова вернулся в свою комнату. И снова лежал, бессмысленно разглядывая стены и потолок. Он осознавал, что должен, обязан хоть чем-то заполнить вызванную смертью отца пустоту, но не понимал, каким образом сможет избавиться от нее… Не понимал, и все…
Из транса, в котором он пребывал, его вывел заглянувший в дверь Себастэн:
— Анри, прости, пожалуйста, но этот Ричардс подъехал прямо к депо.
— Ричардс? Какой еще Ричардс?
Удивленно уставившись на него, Себастэн выдавил:
— Как какой? Ричардс, представитель братьев Мухаммедов. Он же ходит к нам каждый день, как на работу. Хочет с гобой поговорить.
— Да? И… что, ты мне уже говорил о нем?
— Конечно. Я говорил тебе о нем каждый день. С самого дня Дерби. Но ты не обращал на мои слова никакого внимания. Вот и все.
Ричардс, подумал Анри. Представитель братьев Мухаммедов. Мультимиллиардеров братьев Мухаммедов, хозяев всего скакового спорта Великобритании. Наверняка в другое время, услышав, что им заинтересовались братья Мухаммеды, Анри решил бы, что все это ему мерещится. Каждый жокей, работающий на братьев Мухаммедов в Англии, мировая знаменитость. Но странно, сейчас, выслушав Себастэна, он вдруг понял: его сообщение не произвело на него никакого впечатления. Он знает точно: он ничего не хочет.Уж во всяком случае, не может и думать о каких-то переговорах, пусть даже с братьями Мухаммедами.
Уставившись на Себастэна, Анри спросил:
— И что хочет этот Ричардс?
— Он хочет поговорить с тобой. Насколько я понял, твое выступление в Дерби произвело на братьев Мухаммедов сильное впечатление.
— Себастэн, клянусь, сейчас я не могу говорить ни с кем. Я просто тряпка, понимаешь?
— Малыш, я бы на твоем месте все же с ним поговорил. Он от тебя не отстанет. Да и потом, неудобно, как-никак это братья Мухаммеды.
— Ладно. — Усевшись на кровати, Анри натянул кроссовки. — Скажи, я жду его внизу, в холле.