Знак вопроса 2002 № 02
Шрифт:
С тех пор как были сказаны эти слова, прошло свыше полувека, и если вплоть до 50-х годов XX века утверждение о приоритетной роли Месопотамии в развитии мировой цивилизации действительно основывалось преимущественно на легендах и преданиях, то теперь положение заметно изменилось. Опираясь на многочисленные археологические находки, мы можем сейчас уверенно говорить о том, что именно древние обитатели Северного Ирака первыми в мире научились земледелию и скотоводству, построили постоянные поселки из деревянных, глиняных и каменных домов, заложили прочный фундамент для успешного развития многих сторон материальной и духовной культуры человечества. В конце IV тысячелетия до н. э. на юге Месопотамской равнины появляются и первые на нашей планете раннеклассовые города-государства с их монументальной архитектурой, письменностью и календарем, законами, литературой и искусством. «При этом следует учитывать, — подчеркивают Р. М. Мунчаев и Н. Я. Мерперт, — безусловно первичный характер месопотамского очага цивилизации, экономические, социальные и культурные явления которого оказались результатом прежде всего внутренних
Неудивительно, что территория Ирака всегда привлекала самое пристальное внимание археологов всего мира, что именно там археологические исследования велись постоянно, начиная с 40-х годов XIX века. Особенно большой вклад в развитие месопотамской археологии внести тогда ученые Англии, Франции и Германии. С первых десятилетий XX столетия к ним присоединились археологические экспедиции США, а в 60-е годы — Япония и Италия. Бурно развивалась в последнее время и собственно иракская археология. Все это позволяет достаточно четко представить себе ту сложную ситуацию, с которой столкнулась впервые прибывшая в страну советская археологическая экспедиция. С одной стороны, давно и прочно утвердившиеся на древней иракской земле западноевропейские и американские научные учреждения, с их колоссальным практическим опытом ведения полевых работ в Ираке и великолепным знанием страны, ее рельефа, климата, населения и национальных особенностей, а с другой — абсолютно новое и незнакомое для советской археологической науки предприятие: многолетняя экспедиция в один из главных центров мировой археологии. И вся сложность ситуации состояла здесь отнюдь не в жесткой конкуренции с нашими западными коллегами и не в том, что старожилы «месопотамского археологического дома» могли отнестись к нам с неприязнью. Напротив, помимо иракских официальных лиц нам охотно помогали английские археологи, и прежде всего руководитель раскопок английской экспедиции в соседнем с Ярым-тепе ассирийском урочище Телль-эль-Римах профессор Кембриджского университета Дэвид Оатс и его жена Джоан Оатс, тоже дипломированный археолог. Именно они помогли двум Николаям — Мерперту и Бадеру — выбрать в 1968 году весьма перспективный объект для будущих раскопок нашей экспедиции — древние телли в урочище Ярым-тепе. Они щедро делились с нами своим богатым опытом. После отъезда Оатсов на родину другие английские исследователи, продолжавшие работать в северо-западных районах Месопотамии, также поддерживали с нами регулярные дружеские контакты.
Сложность наших первых шагов на ниве месопотамской археологии заключалась в том, что мы просто не имели права потерять свое лицо перед другими иностранными экспедициями, работать менее успешно, чем они. И надо сказать, что свои «археологические» университеты в Ираке мы прошли достаточно быстро и хорошо. Видимо, здесь сыграл свою роль и общий, весьма высокий уровень профессиональной подготовки всех членов экспедиции, их энтузиазм, готовность учиться всему новому и полезному, работать самозабвенно, не считаясь со временем и затратой сил. Об уровне профессиональной квалификации нашего научного состава красноречиво свидетельствует такой факт: к 1980 году из восьми научных работников экспедиции (девятым был шофер) четверо были докторами и четверо — кандидатами исторических наук. Подобной концентрацией научных сил не могла похвастаться ни одна другая экспедиция — будь то советская или иностранная.
Уже по прошествии первых двух-трех полевых сезонов стало ясно, что свой самый трудный экзамен в целом мы выдержали. И здесь немалую роль сыграл уникальный практический опыт и обширные научные познания нашего главного специалиста по Востоку — Олега Георгиевича Большакова. Он много лет раскапывал сырцовую архитектуру в Пенджикенте, раннесредневековом городе в Таджикистане. Ему же принадлежат большие заслуги и в выработке надежной методики полевых работ на наших ярымских теллях: разбивка их поверхности на большие квадраты со стороной 10 метров, разделяющиеся внутри на 5-метровые и 2,5-метровые «квадратики»; определение толщины бровок; наконец, обучение нас искусству улавливать зыбкие контуры сырцовых стен в многочисленных и хорошо зачищенных разрезах-бровках.
Внесли свою лепту в общие успехи экспедиции и другие участники. Прежде всего руководители — Рауф Магомедович Мунчаев, с его богатым опытом исследований памятников Закавказья, и Николай Яковлевич Мерперт, исколесивший к тому времени половину Евразии и копавший в Нубии, на севере Африки.
Одним словом, дела советской археологической экспедиции в Ираке пошли со временем совсем неплохо, о чем наглядно свидетельствовали и наши находки, и пристальное внимание к нам со стороны зарубежных коллег. Благодаря раскопкам в Синджарской долине, мы получили возможность познакомиться со всеми крупнейшими западными специалистами в области месопотамской археологии, многие из них посетили наш экспедиционный лагерь в Ярым-тепе. Здесь побывали, например, известный английский археолог автор фундаментальной монографии «Археология Месопотамии» Сетон Ллойд, руководитель английской экспедиции в Умм-Дабагийне доктор Дайяна Хельбек (Киркбрайд), глава Немецкого археологического института в Багдаде доктор Юрген Шмидт (ФРГ), профессор Фудзи из Токийского университета и многие другие. В Ираке мы познакомились с крупнейшим американским археологом-востоковедом профессором Робертом Мак-Адамсом. Через совместные советско-американские симпозиумы по археологии Ближнего Востока и Средней Азии мы установили прочные научные контакты с Робертом Брейдвудом (Чикагский университет), Робертом Дайсоном (музей Пенсильванского
Так, однажды приехавших к нам англичан из экспедиции Дэвида Оатса встретил неожиданный сюрприз: в доме на стенах нашего «салона» висели длинные полосы коричневой оберточной бумаги с живописными картинами кисти (вернее, черного фломастера) нашего признанного мастера художественного жанра Володи Башилова. Уверенными и точными линиями на рисунках были показаны силуэты ассирийского Телль-эль-Римаха и наших двух Ярымов — первого (хассунского) и второго (халафско-го). Каждый холм в виде своей эмблемы имел наиболее яркий из найденных там древних предметов: Ярым-тепе-1 — хассун-ская статуэтка, Ярым-тепе-2 — обломок сосуда с фигурами двух леопардов в геральдической позе и т. д. Еще более выразительно воплотил наш ярымский живописец идею дружбы и сотрудничества между советскими и английскими археологами: у подножия Телль-эль-Римаха был изображен ассирийский вельможа или царь в богатой одежде с длинной, тщательно завитой бородой. Он дружески протягивал руку какому-то странному субъекту — в одних трусах и высоких кирзовых сапогах с каменным топором на плече. При ближайшем рассмотрении быстро выяснилось, что художник «совершенно случайно» придал данному персонажу черты портретного сходства с Олегом Большаковым — те же очки с толстыми стеклами и непокорная густая шевелюра.
Приехавших к нам на 1 Мая молодых англичан во главе с почтенной седовласой леди Дайяной Хельбек (Киркбрайд) встретил почетный караул, не менее экзотичный, я думаю, чем гвардейцы у Вестминстера. Когда лендроверы подкатили к нашему глинобитному дому, пять дюжих молодцов (почти весь рядовой научный состав экспедиции), одетых в длинные брезентовые плащи с капюшонами и кирзовые сапоги, выстроились в ряд у дверей с мерными деревянными линейками вместо винтовок. Стоявший на правом фланге двухметрового роста Николай Бадер скомандовал: «На караул!», и мы замерли, как заправские солдаты, в напряженно-почтительной позе. Потрясенные гости на минуту застыли. Потом раздался хохот, и начались лихорадочные поиски оставшихся в машинах фотоаппаратов. Но ярымская гвардия не пожелала позировать «надменным бриттам», по команде Бадера, с пением знаменитой «Взвейтесь, соколы, орлами…» быстро удалилась в палатки для переодевания. Встречу эту англичане вспоминали много лет спустя.
Глава 4
У ИСТОКОВ ЦИВИЛИЗАЦИИ
И все в себе былую жизнь таило,
Иных столетий пламенную дрожь. В. Я. Брюсов
Неолитическая революция
«Огромна роль Ближнего Востока в мировой истории, — пишет известный археолог В. М. Массон. — Цивилизации Шумера, Египта, Ассирии, Вавилона с полным правом открывают золотую книгу величайших достижений человечества. Но последние открытия показали, что этот приоритет восходит к еще более отдаленному прошлому, когда в глубине пещер и в шалашах закладывался подлинный фундамент цивилизации, ее экономическая соснова. Как показывают новые материалы, именно на территории Ближнего Востока в X–VIII тысячелетиях до н. э. безвестные новаторы сделали первые шаги по пути создания экономики нового типа».
Еще каких-нибудь 30–40 лет назад все солидные научные монографии и статьи по археологии Месопотамии хранили полное молчание о начальных этапах дописьменной (дошумерской) истории Ирака. Археологические работы велись здесь главным образом на юге страны, на Месопотамской равнине, то есть там, где древнейшие находки, если даже они имелись, были погребены под мощными аллювиальными отложениями. Крайне ограниченные раскопки самых нижних слоев в нескольких теллях дали археологам некоторые исходные материалы для создания самой обшей схемы развития раннеземледельческих доисторических культур, предшествовавших появлению шумеро-аккадской цивилизации (Хассуна, Халаф, Убейд). Но все они относились уже ко вполне сложившимся оседлым земледельческим обществам и занимали во времени не более чем 2500 лет, если считать от момента появления в конце IV тысячелетия до н. э. в междуречье Тигра и Евфрата первых шумерских городов-государств. Ранняя доистория Месопотамии — заря ее земледельческой эры — оставалась до недавних пор практически неизвестной.
Становилось все более очевидным, что именно в этот темный период (между мезолитом, то есть 12–10 тысяч лет до н. э., и сложением Хассунско-Самаррской культуры в VI тысячелетии до н. э.) в ряде областей Ближнего Востока, в зоне так называемого Плодородного полумесяца, происходили те крупные процессы и изменения, которые в конечном счет, привели к формированию основ земледельческо-скотоводческого хозяйства и всего уклада оседлой жизни в регионе. Между этим последним периодом и периодом, предшествующим ему, лежит весьма важная качественная грань — человечество впервые смогло перейти от простого присвоения продуктов природы с помощью охоты, рыболовства и собирательства к производству пищи (земледелию и скотоводству).