Знак змеи

Афанасьева Елена

— Сестры-братья категория сложная. Я на своих благоверных с их братской ненавистью-любовью насмотрелась. Не хочу! Мы с тобой сейчас больше, чем сестры, разве этого мало?

— Немало! — согласилась Женька и почему-то спросила: — Лик, ты говорила, что когда имя в паспорте поменяла, знак увидела, что ты — это ты. А какой знак, рассказать не успела.

— Бабушка перед смертью ладанку мне отдала, а на ладанке монограмма с моими новыми инициалами — А.Л.

Я снова расстегнула молнию на комбинезоне, достала с груди тяжелую

инкрустированную ладанку, которую сегодня вдруг решила надеть вместо талисмана.

— А кто эта А.Л.? —спросила Женька, разглядывая вычурную монограмму.

— «Эта» или «этот» — неизвестно. После второго инсульта бабушка говорить уже не могла, вместо слов несвязные звуки. И никого из детей и внуков не узнавала. Меня тогда из пионерского лагеря привезли, втолкнули к ней в комнату, а бабушка вдруг так четко сказала: «Ликушка!» И пальцы разжала, такие покореженные крестьянские пальцы, и ладанку у меня на ладони оставила. А больше ни слова. Так что кто этот «А.Л.» и откуда у моей деревенской бабушки столь изысканная вещица, так и осталось тайной. Но я со свойственным мне легкомыслием решила, что «А.Л.» — это знак, что имя мое — Ахвелиди Лика. Под ним и живу.

33

ТОЧКА, ПРЕВРАЩЕННАЯ В МНОГОТОЧИЕ

(ЛИКА. СЕЙЧАС)

По пути из аэропорта включили радио, снова поймав новости не с самого начала выпуска.

— …огласил решение Басманного суда выпустить бывшего главу корпорации «АлОл» Алексея Оленева из-под стражи, взяв с него подписку о невыезде, — проверещала дикторша и тонизирующим мужиков голоском добавила елейное: — И о погоде. Синоптики обещают нам на завтра десять-тринадцать градусов мороза, на дорогах гололедица…

— Какая гололедица! Волчара что, совсем оборзел? Ему же русским языком было сказано — прекращение уголовного дела! — взвилась Женька, с трудом помещающая на ближних подступах к рулю свой заметно подросший животик. И указала пальцем на громкую связь мобильника: — Звони!

Волчара ответил не сразу.

— Какая «подписка о невыезде»?!

— Какой суд?

— Прекращение уголовного дела где?

— И разблокировка счетов?

— Вы что, не поняли, за какую именно часть тела мы вас держим?!

— Или эта часть тебе совсем уже за ненадобностью?!

— Или ты в гости к Его Высочеству захотел?!

— Организуем! — на два голоса орали мы по громкой связи, сбиваясь то на ты, то на вы.

Волчара, надо отдать ему должное, не был бы Волчарой, если бы не умел в любых ситуациях сохранять хладнокровие.

— Вы, девушки, новости сегодняшние слышали?

— Только про Оленя. Радио включили, когда выпуск новостей уже заканчивался.

— То-то! Вы бы первую новость послушали, прежде чем кричать.

— И что сегодня идет первой новостью?! — язвительно поинтересовалась Женька. — Волочкова снова не может войти в Большой театр? Курникова вышла замуж за Иглесиаса?

Или Пугачева за Галкина?

— Первой новостью сегодня указ президента об отставке кабинета министров.

— Мама мия! И что это значит?

— Это значит то, что ваш покорный слуга на все происходящее выше ни малейшего влияния больше не имеет. Все, что мог, он уже совершил, создал песню, подобную стону, и духовно навеки почил.

— Литературу в шестом классе вы, экс-министр, учили хорошо. Делать-то теперь что?

— Понятия не имею, что теперь делать. Скажите спасибо, что хоть подписку о невыезде пробить успел.

— А дальше?

— А что дальше? Хоть держите вы меня за то, что держите, хоть бросьте, хоть оторвите, хоть во всех газетах фотографию вашу опубликуйте. Меня угробите, а Оленя вряд ли спасете.

— Урод! — выругалась Женька. — Раньше думать было надо. Пока в фаворе был, Оленя за решетку засаживал и Главного против него натравливал. И как эту травлю нейтрализовывать теперь прикажешь?!

— Будет день, будут и новые допущенные «к телу». Тогда и видно будет, как уголовное дело закрывать и как тебе с твоей старой знакомой договариваться.

— С какой знакомой? — не поняла Женя.

— С Кураевой Лилией Геннадьевной. Знаешь такую? Лично я такую не знала. Но, судя по лицу Жени, это имя ей многое говорило.

— Ладно, девочки, дайте дух перевести! Мне еще личные вещи из министерства вывозить.

— Да у вас там весь кабинет — личные вещи! И комната отдыха. — Мне ли было этого не знать! — Кстати, у вашего помощника должна быть папочка со всеми оплаченными не из госбюджета счетами и протоколами вноса вещей в министерское здание. А то охранники возьмут и не выпустят бывшего министра с тюками и пистолетами…

— Какими пистолетами? — удивилась Женька.

— Дуэльными. Пушкинской поры.

— А зачем пистолеты?

— Капиталовложение. За год дорожают на сорок процентов, — не успела пояснить я, как по громкой связи меня перебил голос экс-министра.

— Стреляться! Самое время. Но, как говорится, не дождетесь! Эх, если чего жаль, так это оформленного «самой Ахвелиди» кабинета! Нигде мне не было так хорошо, как в том пространстве. Это у тебя, Лика, получается куда лучше, чем опальных олигархов из тюряги вызволять.

— И что же нам теперь делать?

— К Бутырке ехать, забирать вашего драгоценного Оленя домой. Недооцениваете вы, сколько я успел-таки назад отыграть! Ходор до сих пор сидит, а Оленю после нар и подписка о невыезде раем покажется.

— Интересно, а что с собой к тюрьме надо брать? — нажав на мобильнике кнопку отбоя, спросила я, чтобы хоть что-то спросить. Сердце уже впереди меня бежало навстречу Оленю.

— Понятия не имею. Может, теплые вещи? — предположила разворачивающая машину в сторону Бутырки Женя. — Его летом арестовывали, теплых вещей у него может и не быть.