Знаки безразличия
Шрифт:
'А что если, - предложил как-то Крайнов за чашкой кофе, - нам раздобыть материалы какого-нибудь громкого интересного дела и предложить их студентам? Посмотрим, найдут ли зацепки самостоятельно. Есть у нас (у кого именно, он не уточнил, но Романову было известно, что Крайнов возглавляет новое федеральное подразделение) одна идейка... Впрочем, об этом пока распространяться не хочу. Если расскажешь о своих планах, так они обязательно накроются медным тазом'.
Романову идея тогда понравилась, но сейчас он об этом сожалел. Фабула дела, очевидно, была интересна только ему и Крайнову. За студентов было мучительно стыдно. Вот, например, Лиля Милованова, которая в начале
'Сидит и жалеет меня, - почти с ненавистью думал Романов об Крайнове.
– Думает что-то вроде: 'Сдал старик, сдал. В моё время за одно слово, сказанное шёпотом, мог за дверь выставить, да и не нужно это было - умел заинтересовать, увлечь, заставить думать не из-под палки... А сейчас одно слово - старик'.
На самом деле, Крайнов ничего подобного не думал, и улыбка у него была не ехидная. Книга, которую читал сейчас Шишкин, определила когда-то судьбу Крайнова. Весной на пятом курсе кто-то приволок в общагу изрядно потёртый томик и оставил на столике в комнате отдыха. Книга называлась 'Молчание ягнят', и первая же глава настолько захватила Крайнова, что он не только не смог уснуть, пока не дочитал до конца, но и переписал в деканате заявление о выборе кафедры, предпочтя уголовный процесс гражданскому. Украдкой следя за сменой эмоций на лице Шишкина, он не забывал смотреть и на других студентов. Увиденное его не радовало, но и не удивляло. Материалы просмотрели от начала и до конца человек семь-восемь, прочитали внимательно - и того меньше. Крайнов был далёк от того, чтобы обвинять в происходящем Романова. Насильно, как известно, мил не будешь.
Романов тем временем глянул на часы и решил, что семинар пора сворачивать. Всё равно из затеи ничего не вышло. Он с облегчением подумал о том, что уже через пять минут будет на кафедре пить кофе. Людмила Матвеевна, секретарь, покупала и варила великолепный кофе - ароматный, в меру крепкий, без горечи и кислоты. Крайнов, конечно, тактично обойдёт вопрос о бардаке на семинаре, и ему не придётся оправдываться перед своим бывшим студентом. Из раздумий его вырвал низковатый, но без свойственной курильщицам хрипотцы женский голос:
– Капли крови.
Наверное, если бы шепот, доносящийся со всех сторон, на миг не утих, этот робкий голос потонул бы в нём, но влюблённые вдруг замолчали, Милованова прекратила шуршать страницами, а Стариков, хрипящий, как худая гармонь, от неумеренного курения, наконец, прокашлялся и задышал вдвое тише обыкновенного. Романов повернулся на голос, успев отметить, как насторожился Крайнов. Минутой раньше ему казалось, что тот дремлет.
О каплях крови сказала девушка во втором ряду. У неё были светлые пушистые волосы, нос картошкой и нелепые круглые очки, которые совершенно не шли к её крупному лицу. Романов помнил только, что фамилия у неё, кажется, Маринина. В группе она ничем не выделялась, разве что редко пропускала занятия и вела себя тихо. Романов никак не мог запомнить, как её зовут, и ему пришлось опустить глаза на ведомость. Марьянова Нина Александровна. Точно, Нина.
–
Неудобно вышло. От её взгляда, конечно же, не ускользнуло, что он забыл её имя. Крайнов, наверняка, тоже это заметил.
– Капли крови обнаружены с внешней стороны двери, при том, что дверь - я проверила по снимкам - открывается вовнутрь, - тихо сказала Нина.
– И что?
Раздражение, ещё недавно всецело завладевшее Романовым, уступило место профессиональному азарту преподавателя - нашёлся заинтересованный студент, который, возможно, хоть что-то смыслит в его предмете.
– Следовательно, дверь была открыта, что расходится с показаниями Крепилова. Он говорил, что не слышал выстрела из-за того, что дверь была закрыта. Но она была открыта!
– Это хорошо, - подал голос Крайнов.
– Но одной этой детали мало. Может быть, кто-то обнаружил что-то ещё?
Немного удивлённая вмешательством Крайнова в беседу, Нина всё так же тихо, но уверенно продолжала:
– Под кроватью отца Крепилова были обнаружены очки в футляре. Он положил их туда, собираясь ложиться спать. При этом Крепилов-младший утверждает, что ружьё, из которого застрелился его отец, лежало под кроватью. Напрашивается вывод - станет ли человек, собирающийся покончить с собой, аккуратно класть очки в футляре вместе ружьём, из которого собирается застрелиться?
Группа затаила дыхание. Несмотря на равнодушное отношение к криминалистике, многим стало интересно, удастся ли Нине решить задачку. Некоторые даже испытали что-то вроде зависти к ней. Вот ведь неожиданность - серая мышка оказалась сообразительнее остальных!
– Тоже любопытно, но всё же мало, - сказал Крайнов.
– Хорошо для Эркюля Пуаро, но плохо для российского судопроизводства.
В аудитории раздались смешки. Нина вспыхнула. Крайнов увидел, как она крутит серебряное кольцо на пальце. Склонившись к бумагам, она заговорила тооропливо:
– Нет штанцмарки. Только порошинки. Ведь это ружьё. Если соотнести его с ростом отца, получается, что выстрелить можно, лишь прижимая дуло к подбородку. И никак иначе.
Крайнов был уверен, что о значении термина 'штанцмарка' знают в этой аудитории трое: он, Романов и Нина.
– Принимается, - кивнул Крайнов и пояснил для студентов, - штанцмарка - это отпечаток дульного среза.
– Я могу ещё найти!
– Хватит, - с улыбкой прервал их Романов.
– Через пять минут начинается следующая пара. Вы хорошо поработали...
Его голос потонул в грохоте отодвигаемых стульев, шелесте страниц и гуле голосов. "Не та у меня дисциплина теперь. Это уж Крайнов точно заметил". Но Крайнов не заметил. Два человека - Крайнов и Нина - не двинулись с места, когда Романов объявил об окончании пары. Крайнов пристально смотрел на Нину. Она рылась в своих заметках, сама не зная, что ищет. Пристальный взгляд Крайнова выводил её из равновесия, и ей не хотелось поднимать глаза. Она не привыкла, чтобы на неё смотрели.
Наконец, как будто очнувшись, она стала торопливо бросать в сумку вещи. Руки дрожали, и она едва не рассыпала всё содержимое сумки себе под ноги.
'Слишком волнуется, - отметил Крайнов, - а какая разница? Всё равно нам нужны именно такие люди. Она умеет думать. Она хочет думать'.
Дождавшись момента, когда за последним студентом закрылась дверь, Крайнов подошёл к столу Романова. Только сейчас, впервые за сегодняшний день, он подумал, как постарел доцент за то короткое время, что они не виделись. Романов снял очки и тёр переносицу двумя пальцами - узловатыми, красными, старческими. Усталые глаза его помутнели, и причиной этого была отнюдь не катаракта.