Знаки Луны
Шрифт:
– Извините меня. Я не нарочно. Это вам. Держите!
Глэдис обомлела. Она поднесла близко к глазам ладонь и увидела в ней конфету. Её взгляд стал удивлённым и растерянным, и вдруг она затряслась всем своим большим телом и заплакала. Никто из студентов никогда ей не делал подарков.
– Простите, – повторял он.
Глэдис, присев на скамью, спросила:
– Как зовут-то тебя? Из новеньких?
– Дэн, мэм. Да, новый состав.
– Ты это… если что нужно, подходи, – сказала Глэдис, шмыгая
Тут подбежала Аделия, схватила Дэна за руку и потащила по коридору в тёмный угол.
Глэдис внимательно смотрела им вслед. С этого времени она взяла над Дэном незримую опеку.
А парень с девушкой вышли в боковую дверь и попали на винтовую лестницу. Она вела в техническую башенку. Там они вылезли на плоскую крышу пристройки, огороженную поручнями. Отсюда были видны весь парк и даже часть озера.
– Люблю это место. Уже неделю я в Школе и прихожу сюда каждый день. Меня вызывали раньше, предложив работу секретаря, и семь дней я копалась в документах. Устала жутко, – сказала Аделия.
Она включила на телефоне музыку, встала посередине крыши, раскинула руки в стороны и начала медленно кружиться, закрыв глаза, пока не повалилась рядом с Дэном на приступку. Немного отдохнув, объяснила:
– Знаешь, бывают такие насыщенные дни, когда надо всем и сразу всё. Когда всё сыпется, падает, ломается и ты должна быть одновременно в трёх местах. Когда ты везде катастрофически опаздываешь и всё некогда… Тогда я останавливаюсь и начинаю кружиться на месте, как турецкие дервиши, танцующие мевлеви. Пока душа не догоняет тело и не возвращается в него. И в тот момент можно бежать дальше.
– Дервиши – это такие в юбочках? – припомнил что-то Дэн.
– Ага, они самые. Никогда не пробовал?
– Нет. – Мотнул головой Дэн.
– Давай, – она потянула его за собой, – повторяй за мной.
Аделия снова запустила музыку. Опять заиграли дудочки, восточные барабаны, мужские голоса протяжно запели вибрато.
– Давай, – опять подбодрила она его, показывая, что делать, и стала кружиться.
Дэн постоял нерешительно, а потом тоже закрыл глаза, развёл руки и осторожно закрутился.
Сначала кружилась голова, потом занемели ноги, а после он почувствовал необычайную лёгкость, словно шёл по облакам. Будто был далеко в горах таинственной Турции.
Они крутились, пока не налетели друг на друга и не упали, обнявшись и хохоча. Затем лежали на досках, смотрели в небо, на покачивающуюся над ними огромную ветку клёна, покрытую порыжевшими листьями, и слушали песнопения на неизвестном им языке. Дэн размышлял – о чём они поют? О свободе? О любви к родной земле? О боге? Он посмотрел на Аду.
– У тебя такое печальное лицо! О чём ты думаешь? – спросил он её.
– О том, что в осени всегда есть нежная грустинка.
– По ошибкам? – догадался Дэн.
– По ошибкам. – Улыбнулась она.
Приподнявшись над ним, Аделия посмотрела парню в глаза и медленно поцеловала его. Потом откинулась и снова замолчала.
Они сидели на крыше, пока верхушки дальних деревьев не стали причёсывать холодное солнце перед сном.
– Есть что-то торжественное и печальное в каждом закате, – сказала Аделия, глядя на темнеющее небо. – Он как эпитафия ушедшему дню. Его последний панегирик… Короткий отблеск окрашивает в пунцово-апельсиновый облака, и тут же всё тухнет, накрытое чернильным небом, которое поблёскивает влажными звёздами. Закат – как последний глоток насыщенного чая, одинокая мелодия, позднее CMC. Под этот привычный ритуал природы, усталые и опустошённые, мы обещаем себе, что завтра всё будет по-другому. По-новому. И, засыпая, искренне верим, что так и произойдёт. Но утро всё возвращает на свои места…
Дэн обнял её и улыбнулся.
– Ада, красиво и поэтично безумно, но и до ужаса драматично! Ты всегда такая?
– Обычно да. Предупреждаю сразу.
– Мне даже нравится. – Кивнул Дэн.
Когда совсем стемнело и в парке включились фонари, они наконец встали.
– Спасибо тебе, Дэн! – Улыбнулась Аделия. – У меня есть уголок в душе. Шкатулка. Туда я складываю волшебные воспоминания. Этот вечер я тоже туда положу.
– Тогда и я заведу такое место, – сказал Дэн. – И это будет первое оставленное там воспоминание.
– Пойдём, завтра важный день. – Потянула она его вниз. – Завтра распределение по группам и знакомство с преподавателями.
В коридорах прибавилось народу. Везде хлопали двери, входили и выходили люди, раздавался разноголосый смех, разговоры – Школа ожила.
Когда Дэн зашёл в свою комнату, Митч уже завалился на кровать и опять что-то жевал. Он очень обрадовался возвращению соседа.
– Бери, угощайся. – Протянул Дэну колбасу которую откусывал прямо от палки.
– Спасибо, не голодный.
– Видел, сколько народу? – Махнул колбасой на дверь Митч.
– Угу, – ответил Дэн.
Он потушил свет и поспешно раздевался, чтобы лечь.
– Завтра такой важный день! – повторил с набитым ртом Митч слова Адели.
– Начало занятий. – Потянулся, залезая под одеяло, Дэн. – Думаю, будет обычная торжественная часть. Ну, там знакомство с преподавательским составом, вступительные речи…
– Не только. – Привстал на кровати Митч, блестя в потёмках глазами. – Во-первых, выступит Профессор.