Знакомство с Николь
Шрифт:
Красивый у неё был голос… насыщенный, облагороженный, если не считать неприкрытых ноток стёба. Но меня такое мало колыхало: на кону обучение профессиональному пению!
— Ну, Регина… какую слушаешь музыку?
— Какую слушаю?.. Ну-у-у… разную. Дору, Егора Крида, Hammali Navai… Death Breath*, Мисс Кисс.
Её накрашенная верхняя губа неприязненно шевельнулась в направлении крючковатого носа.
— Ясно. Всякую херню слушаешь, — подытожила Надин и тяжко вздохнула. Я постаралась не пялиться так очевидно, уловив в её речи вульгарщину. — Давай, если согрелась… хотя у тебя нет
Упс...
— Сюда нельзя, да?
— Рядом с пультом? А как ты думаешь?.. У двери ведро!
Я метнулась к выходу, опустошая стакан на ходу. Чуть пролила себе за воротник, но торопливо размазала чай по шее в надежде, что женщина не смотрит в мою сторону. Растирая об ноги мокрые ладони, вернулась к ней. И только успела хапануть воздуха, как она затарабанила изящными жилистыми пальчиками с перстнями по клавиатуре пианино. В кабинете молниеносно зазвучал какой-то окультуренный «школьный» мотивчик.
От каждой добавляющейся ноты я принялась сжиматься под свитером и выпучивать и без того округлившиеся глаза. Преподша приняла меня за Мегамозга*?
_________________________________________
1 - Мультфильм DreamWorks Animation
Глава 5. Конфета с коньяком
А Надин всё играла. Белые и чёрные клавиши впадали от нажатия, затем мягко принимали прежнее положение. И лишь по тому, как часто повторяли грациозно округлённые ладони одни и те же фигуры, я постепенно поняла, что мелодия имеет одинаковые кусочки. Или похожие. Или одинаковые. Или… всё-таки похожие? А-а-а-а-ай!
— Запомнила? — Надин Дмитриевна манерно вскинула руками по окончанию и перевела на меня испытующий взор своих каре-зелёных глаз.
Во рту пересохло, хоть я и только что осушила стаканчик с чаем до дна.
— В-всё? Всё сразу?
У неё дёрнулся один уголок губ. То ли от удивления, то ли от замысла избить меня розгами. Кричать о помощи на пустом этаже в воскресенье бесполезно?
— Я любезно повторила три раза одну и ту же мелодию, — преподавательница нахмурила брови, от чего кожа её век чуть нависла над не моргающими глазами. От услышанного мне стало дурно. К горлу подкатила тошнота. — Хочешь сказать, ты этого не поняла?
Признаться и пробить дно её матерных запасов или схватить куртку и выбежать из кабинета? Слишком долго шнуровать ботинки! Ладно, говорят, на суде за чистосердечное могут скостить срок…
— Не поняла. Можно мне послушать ещё один раз? — неловко улыбнулась я непослушными губами.
Надин, откинулась на спинку стула, теребя шарфик, завязанный галстуком на шее, но вдруг подозрительно спокойно изрекла:
— Можно.
А я уж думала, меня найдут повешенной на этом леопардике!
— И-и-и, — обозначила она вступление.
Снова: «пилик-пилик», «пум-пим-пилик», «пилили-пилили-пум-памс», «пилик-памс-пилик», «пилипамс»… Я напрягла весь свой слух, мускулы лица, грецкий
Надин Дмитриевна, покачивающаяся от удовольствия в такт, стремительно завершила отрывок и взглянула из-под края очков. Со мной случилось оцепенение.
— Дыши, девочка, — надменно ухмыльнулась преподаватель. Она ещё и роды принимать умела? — Вот тебе первая нота.
В кабинете раздался продолжительный, плавно стихающий звон, переходящий в щекотную для ушей тишину. Я натужилась, пока ещё смутно помнила этот несчастный звук. Разинула рот на «А», тут же громко повторила в унисон, даже почти не сипло после чая, и на радостях забыла всё остальное…
Мамочки! А что петь дальше?..
А дальше произошла импровизация, с которой я бы никогда в жизни ни при каких обстоятельствах не хотела оказаться услышанной живым существом!
Преподавательница лишь поначалу нервно промокнула друг об друга алые губы. Потрясающей всё-таки она владела артикуляцией… Но больше ни рот, ни брови, ни стеклянный взгляд Надин не выдавали эмоций, вызванных моей подзаборной серенадой. Я воспроизводила местами нечто лживое -- понимала это и сама -- стремилась ссутулиться до размеров маленького блеющего ягнёночка и приходила во всё большее потрясение из-за невозмутимости Надин Дмитриевны. Виновато смолкла, задержала дыхание.
Наступила всеобъемлющая тишина. Надеюсь, я не сломала преподавательнице психику?!
— Та-а-ак, — помедлила и деловито протянула женщина. Пролистала закорючки почти в конец, пока я дорвалась до воздуха. — Сделаем упражнение. Пойдём вверх по октавам до крайне возможной тебе ноты, затем вниз. Вот такой мотив, запоминай… На слог «Ра».
Да вы сговорились что ли?!
— И-и-и, — Надин заиграла.
О! Это звучало не так уж и сложно!
— Ра -?ра -?ра - ?ра- ?ра-а-а! — она помогла мне спеть несколько первых попыток своим насыщенным жёстким тембром, постепенно передвигаясь пальцами вправо по клавиатуре.
Я подсела на темп, вторя преподавательнице. На третий раз мой голос зазвучал «без поддержки», и мы, как Надин и обещала, отправились на поиски той самой крайней унизительной ноты…
Искать пришлось не долго. Я ра-ра-ракала, пока не крякнула, и закашлялась. Тогда женские пальцы помедлили и… отправились влево.
Когда Надин Дмитриевна нащупала вторую мою точку невозврата, звучащую, как гул парохода, я схватилась за горло сквозь ткань свитера и обессиленно вздохнула. Кадык больно опустился, голос просто исчез под конец упражнения. В довесок ещё и заурчало в животе…
Надин ничего не сказала. Лишь глянула на настенные часы над пианино, а у тех большая стрелка уже как шесть минут показывала на три! Женщина кисло опустила уголки губ. Кому-то прилетит втык! Да побольше, чем мне! Я-то опоздала только на две минуты. А вот тот, кто должен был заниматься следующий…
— Ну давай, Регина. Спой мне песенку а капелла… В смысле, без музыкального сопровождения, — преподавательница опустила на клавиатуру крышку, уныло облокотилась об неё локтем, подперев голову, и расслабила узел на платке.