Знакомство

Раевский Александр

Пришлось спускать ноги с кровати и брать в руку ложку. Она действительно не отходила от меня, пока я не осилил половину тарелки невкусного свекольника, не съел половину котлеты и не выпил стакан киселя. Поднявшись со стоящего у изголовья кровати стула, на котором она всё это время сидела, она потрепала меня по волосам и укатила столик. Симпатичная у неё всё же фигурка. Что спереди, что сзади…

После обеда меня снова потянуло в сон. На сей раз разбудила меня мама. Она расспросила меня о самочувствии, а потом велела потерпеть и прямо пальцами нанесла мне на обмороженные участки лица новую порцию гусиного жира.

Даже на губы! Б-э-э! Гадость! Жир она принесла из дома. Сидела со мной не долго, потому что, оказывается, в коридоре дожидаются своей очереди девочки. На лице мамы читалось облегчение, когда она прощалась со мной.

Наташа уселась на стул в изголовье кровати, а Надюшка плюхнулась прямо на кровать, задев мою левую ногу. Я взвыл и пообещал убить её, как только меня выпишут из больницы. Обе девочки уважительно рассматривали мои перебинтованные ноги и участливо спрашивали, где ещё болит.

Наташа неохотно рассказала, что следователь мурыжил их целых два часа, расспрашивая обо всех деталях случившегося. По её словам выходило, что более всего его интересовало то, как и чем я ударил того мужика. Он жив, но полностью парализован, так что не в состоянии даже назвать своё имя. Наташа уверяла следователя, что ничего не видела, и что, по её мнению, я, мол, просто не в состоянии был ударить его так сильно.

Она спросила меня, что я обо всём этом думаю, но я только пожал плечами. Не хотелось мне разговаривать об этом при посторонних. Мой сосед, Колька Машков, сидел на своей кровати, читал и прислушивался к нашему разговору. К этому времени Надюшка уже сидела, не выпуская мою руку из своей, а Наташа склонилась надо мной, облокотившись на мою подушку, и пальцы её перебирали мои волосы. Когда Наташа рассказывала, как эти двое грубо подхватили её под руки и заволокли за угол, Надюшка заплакала и плакала не переставая до самого конца рассказа.

Разогнала нашу компанию Соня. Она заявилась в палату с эмалированной ванночкой, и я понял, что сейчас моей заднице снова достанется. Девочки по очереди обняли меня и ушли. Соня, держа шприц иглой вверх, кивнула на дверь:

— Сестры?

— Не, подруги….
– переворачиваясь на живот ответил я, — но они мне, как сестры…

— А ты шустрый! — усмехнулась Соня — Двух таких красоток зараз подцепил… Ну, не напрягай ягодицу, будь мужчиной! Любишь бегать босиком по снегу, так терпи!

Ага, терпи… Посмотрел бы я на тебя, если бы сейчас твою задницу острой иглой пугали! Впрочем, Соня, добрая душа, помассировала ваткой место укола, чтобы лекарство лучше разошлось и чтобы не так болело. Закончив с уколом, она поставила мне градусник и повернулась к кровати моего соседа. Колька тоже шипел от боли, так что не один я такой трус! Нечего тут наговаривать!

Напоследок, уже выходя из палаты, Соня спросила меня, не нужна ли мне утка. Я кивнул, потому что кто его знает, будет ли она рядом, когда по-настоящему приспичит.

Потом я снова задремал, а когда проснулся, на стуле возле моей кровати сидел тот самый следователь с залысинами, которого я видел в детской комнате милиции. Наверно, он меня и разбудил.

Он сидел и сидел, задавая всё время одни и те же вопросы. Почему я решил, что Наташу похищают? Зачем я разделся, когда бежал за этими двумя? Чем я ударил первого из них в спину и куда дел потом этот предмет? На все мои

заверения, что я ударил его ногой, и никакого предмета у меня с собой не было, он недовольно морщился. Не верил, короче.

Когда я уставал от его упрямства и замолкал, он начинал мне угрожать. Говорил, что мне грозит колония для несовершеннолетних, и только активной помощью следствию я могу облегчить свою судьбу. Он обещал, что дело может даже ограничиться условным сроком, если из школы придёт положительная характеристика.

Мои попытки перевести разговор на другое ни к чему не приводили. Когда я пытался описать ему второго бандита и рассказать о машине, на которой тот уехал, он только досадливо морщился. Говорил: "Да-да, но об этом позже, сначала закончим с молотком. Или ты его камнем ударил?" Короче, он совершенно не слушал меня. Даже не вышел из палаты, гад, когда Соня прикатила столик с ужином! Так и сидел на стоящем в изголовье стуле, ожидая, когда я поем. Понятное дело, кусок мне в горло в таких условиях не лез, и я только попил чаю с булочкой.

Соня недовольно покачала головой, когда пришла забирать столик. Когда она вышла из палаты, следователь откашлялся, и всё завертелось по новой. Как ему самому не скучно, задавать всё время одни и те же вопросы? Я уже думал, что он и ночью будет сидеть рядом с моей кроватью, трясти меня за плечо и спрашивать: "Так где, ты говоришь, спрятал молоток?"

На меня навалилась чёрная тоска. Я лежал здесь, совершенно беспомощный и чувствовал себя покинутым всеми…

Тётя Марина и другие

Мои мучения закончились довольно неожиданно. Дверь в палату отворилась, и на пороге возникла тётя Марина! В палате даже светлее стало, когда она вошла! Одета в безукоризненно выглаженный белый халат, длина которого строго на два сантиметра короче длины её чёрной юбки. Это мода такая. Тётя Марина увидела следователя, сухо поздоровалась с ним и спросила:

— Что здесь происходит?

— А вы кто, извиняюсь, будете? — вопросом на вопрос ответил этот дядька, — А-а-а…. вы, кажется, мамаша потерпевшей? Мы с вами, по-моему, вчера вечером виделись?…

Марина спокойно кивнула. В глазах её вспыхнул огонёк, но следователь уже потерял к ней интерес и вновь повернулся ко мне.

— Побудьте, пожалуйста, в коридоре. Мне нужно с мальчиком побеседовать. — небрежно кинул он через плечо.

Огонёк в глазах Марины разгорелся ярче. Интересно, что сейчас будет?

Она спокойно уселась на край кровати у меня в ногах, выудила из кармана своего халата небольшую записную книжку и коротенький карандашик. Из другого кармана она достала коричневую книжечку, на которой золотом было что-то вытиснено. Она раскрыла книжечку и подержала её перед носом следователя.

— Как хорошо, что я вас здесь застала! — голос Марины звучал мягко, но в этой комнате один я знал цену этой фальшивой мягкости, — У меня имеются к вам пара вопросов. Это не займёт много времени. Но для начала представьтесь, пожалуйста.

— Виталий Петрович… Жук. А в чем, собственно, дело?

— Не волнуйтесь, обычная рутина. Я хотела спросить, как продвигается расследование убийства той девочки два года назад. Помните, той, изнасилованной и растерзанной?

— Ну, видите ли, следственные действия ещё не закончены… А почему вы спрашиваете?