Знакомьтесь - Балуев!
Шрифт:
— Идите, — сказал командир.
— Есть, — сказал Тарасюк.
— Дойдете? — спросил командир и посмотрел в глаза Тарасюку.
Тарасюк понял, о чем подумал командир, и смутился. Тарасюк хотел рассказать про пулеметчика. Теперь это было очень нужно, чтоб командир верил ему. Но лейтенант вдруг пожал ему руку и сказал:
— Все.
И Тарасюк пошел.
Была ночь. Мела пурга. На длинных световых стеблях в небе качались ракеты. Сыпались, как угли, трассирующие красные пулеметные очереди.
Тарасюк шел по целине.
На снегу лежал фашист с примерзшими к земле длинными светлыми волосами. Лицо его запрокинуто, глаза открыты, в орбитах, словно очки, круглый лед. По–видимому, плакал перед смертью.
Тарасюк равнодушно посмотрел на труп и прошел мимо. Разве мало их валялось в степи!
Тарасюк шел и думал — думал о том, как сильно он волновался, когда командир говорил с ним. Это было потому, что командир мог его не послать. И если бы командир не послал его, он был бы так раздавлен, так унижен… Сейчас он испытывал такое чувство, будто чудом спасся от смерти. Потому что это было б тогда как смерть.
Снаряды падали в реку. Сначала они пробивали лед. Мгновение на льду оставалась только темная дыра. Потом из реки вздымалось гигантское водяное дерево. Льдины кололись со звоном, вода между ними дымилась, словно была горячая.
Тарасюк спустился к реке. Он ступил на льдину.
Она плавала в воде легко, как пласт сала. Льдина погрузилась в воду. Он прыгнул на другую, потом на третью. Но валенки успели обледенеть, он поскользнулся, он катился. Чем ближе к краю, тем льдина больше кренилась. Тогда он упал.
На краю льдины он осторожно поднялся, занес ногу и поставил ее на следующую льдину. Не прыгал, боялся поскользнуться. Но льдины стали разъезжаться в разные стороны. Он пытался удержать их ногами, но они оказались сильнее его. И он упал в воду.
Вода показалась горячей, потому что это было как ожог. Он пытался влезть на льдину, но она кренилась, становилась покатой, и он не мог на нее взобраться.
Снаряд зашуршал в воздухе. Звук был такой, как у дисковой пилы, работающей на холостом ходу.
Тарасюк сжался в отчаянии, погружаясь с головой в воду. Взрыв. Его тяжело ударило водой, несколько раз перевернуло. Вода била его, и она была тяжелая, твердая, как стекло.
Тарасюк попытался встать. Он стукнулся затылком о сомкнувшиеся льдины. Он пытался поднять льдину, но сил у него хватило только на то, чтоб успеть хлебнуть воздуха, и льдина прихлопнула его, как тяжелая крышка люка. Наконец ему удалось сдвинуть ее.
Он пошел дальше вброд, раздвигая льдины руками. У самого берега лед был целым. Он выбрался на кромку, поднялся на берег и побежал. Но очень скоро одежда стала тесной, она сделалась твердой и негнущейся. Потом она начала ломаться, резала тело, словно десятки
Вдруг Тарасюк споткнулся, чуть не упал и машинально посмотрел, обо что он споткнулся.
Тарасюк увидел труп фашиста с примерзшими к земле длинными светлыми волосами, с запрокинутым лицом, и в орбитах трупа лежали круглые льдины, похожие на очки.
Тарасюк подумал: «Где–то я уже его видел», но где — вспомнить не мог.
И вдруг вспомнил. И он не поверил, что это так. Разве мало их валяется в степи. Это не тот… Это другой…
Он стал озираться и с ужасом убедился, что это тот самый фашист, которого он видел, отправляясь в путь.
Тогда он побежал обратно.
Он бежал, и одежда его трещала.
Теперь он не пытался перебраться по льду. Он бросился в воду. И странно — вода показалась теплее. Он расталкивал лед и шел по дымящейся, как кипяток, воде, хотя она была такая студеная, что и рыба мерзла бы от холода.
Он выбрался на берег и снова побежал.
В землянку пункта сбора донесений вошел человек и упал, стукнувшись о землю так, словно он был железный.
И действительно, когда разрезали на нем одежду, она была твердая, как железо.
Его переодели во что могли и привели в чувство.
И очень скоро над рекой полетели стаи тяжелых снарядов. Они летели со звоном, летели, как зрячие, падали на немецкие пушки и разрывались. Стая за стаей, залп за залпом.
А потом в землянку пункта сбора донесений пришел майор Курбатов и спросил:
— Где тут товарищ Тарасюк?
— Я, — сказал Тарасюк.
— Вы еще что–нибудь можете? — спросил майор.
— Могу, — сказал Тарасюк.
— И снова сможете? — спросил майор.
— И снова смогу, — сказал Тарасюк.
— Рацию им надо доставить. Разбили у них рацию.
— Есть доставить рацию, — сказал Тарасюк.
Он поправил плечевые ремни рации, надел ее на себя и вышел из землянки.
Пурга улеглась. Воздух был прозрачный. Река была тихой. Разбитый лед спаялся. И вода больше не дымилась.
Тарасюк вступил на лед. Лед его выдержал. Он шагал с льдины на льдину, и лед только кряхтел, но не ломался.
У самого берега Тарасюк поспешил и попал в воду.
Потом он выбрался на берег и пошел с рацией на спине по степи.
Скоро он добрался до того места, где лежал убитый фашист. Тарасюк посмотрел на его запрокинутое лицо, на круглые льдины в орбитах и вновь подумал: «Плакал, наверно, перед смертью».
И еще подумал Тарасюк, что, когда ему было совсем плохо, он не хотел плакать, а только злился. Злость — какая это правильная штука! Злость давала ему силы. И, может, ее–то прежде и не хватало Тарасюку.
Потом Тарасюк сдал рацию командиру и получил приказ отдыхать.