Знакомьтесь — Вернер Херцог
Шрифт:
Помню, когда «Двадцатый век Фокс» пожелала участвовать в совместном производстве «Носферату», меня попросили приехать в Голливуд. Мне не хотелось ехать, и я пригласил их в Мюнхен. Встретил четверых представителей «Фокс» в аэропорту и запихнул в свой автобус «фольксваген»: зимнее утро, мороз, в машине нет печки, я везу их в баварский пригород. Позже они были поражены, узнав, что на сценарий в моем бюджете отводилось ровно два доллара: все, что мне было нужно — это двести листов бумаги и карандаш.
Как вы добывали деньги на свои ранние картины?
Я подрабатывал в старших классах — сварщиком в ночную смену на сталелитейном заводе, контролером на парковке, все в таком роде. Вот, наверное, самый ценный совет, который
Для «Геракла», первого моего фильма, нужно было относительно много денег, потому что я хотел снимать на тридцатипяти-, а не на шестнадцатимиллиметровой пленке. Настоящее кино — только 35 мм, все остальное казалось мне любительской съемкой. 35 мм — это размах, независимо от того, есть ли тебе что показать. Приступая к работе, я думал: «Если ничего не получится, я от этой неудачи уже не оправлюсь». Я попал в компанию молодых режиссеров, нас было человек восемь, и почти все немного меня старше. Из восьми задуманных фильмов четыре вообще не состоялись, а три других были сняты, но так и не закончены из-за проблем со звуком. Провал моих товарищей был очень показателен: благодаря этому я осознал, что фильм от начала и до конца зависит от организации и самоотдачи, а не от бюджета. Пароход через гору на съемках «Фицкарральдо» перетащили не деньги, но вера.
Вы как-то сказали, что «Геракл» — одно большое упражнение в монтаже, что вы тогда были вообще не знакомы с процессом и просто экспериментировали.
Сейчас мне кажется, что «Геракл» — фильм, в общем, дурацкий и плоский, но он стал для меня важным этапом. Я научился монтировать нестыкуемые в принципе кадры. Я взял из архива пленку с несчастным случаем на автогонках в Ле-Мане, когда обломки машины полетели на зрительскую трибуну и погибло восемьдесят человек, и вмонтировал туда съемки культуристов, включая Мистера Германия 1962. Соединять фрагменты, между которыми нет абсолютно ничего общего — страшно интересно. На этом фильме я учился. Мне казалось, лучше сделать свой фильм, чем поступать в киношколу.
А что вы вообще думаете о киношколах? Полагаю, вы считаете, что надо просто брать камеру и снимать, а не тратить годы на учебу?
Сейчас полно киношкол, но я в них не верю. Сам я никогда ни у кого не работал ассистентом и формально режиссуре вообще не учился. Мои первые фильмы — результат глубокой преданности делу, я чувствовал, что у меня нет выбора, я должен снимать, и поэтому они не имеют ничего общего с тем, чем тогда занимались в киношколах и тем, что выходило на экраны. Я всегда был самоучкой, и только вера в свою работу помогает мне снимать вот уже больше сорока лет.
Чтобы стать пианистом, надо учиться играть с детства, а начать снимать кино можно в любом возрасте. Я имею в виду чисто физическую составляющую: чтобы хорошо играть на фортепиано, надо начать заниматься в очень раннем возрасте. Конечно, и взрослый человек может научиться играть, но у него не будет необходимых интуитивных качеств. Когда я только начинал, то прочел в энциклопедии страниц пятнадцать о кинопроизводстве. Из этой книги я почерпнул достаточно, чтобы взяться за дело. Мне всегда казалось, что почти все, что в ребенка насильно запихивают в школе, вылетает из головы уже через пару лет. Но то, чему ты решаешь научиться сам, чтобы утолить жажду знаний, не забывается никогда. Информации, почерпнутой из той книги, мне хватило на первую неделю работы на площадке — и этого времени вполне хватило, чтобы узнать о процессе все, что нужно. Это был очень важный
Вы как-то сказали, что фильм — это плод сотрудничества, и что режиссеру требуется масса разнообразных навыков.
Создание фильма — авантюра куда более рискованная, чем другие виды творчества. У скульптора только одно препятствие — каменная глыба, которую он обтачивает. Чтобы сделать кино, нужно организовать процесс, нужны деньги, технологии, и тому подобное. Вы можете снять лучший в своей жизни кадр, но если лаборант неправильно смешает проявитель, ваш гениальный кадр пропадет. Вы можете построить корабль, нанять пять тысяч статистов и запланировать съемку эпизода с исполнителями главных ролей, а наутро у одного из этих исполнителей разболится живот, и он не выйдет на площадку. Такое случается, потому что все связано, все переплетено, и если одно звено цепочки лопнет, всему предприятию грозит провал. Начинающих режиссеров надо учить решать насущные проблемы: как справиться с командой, которая тебя не слушается, что делать, если твой партнер по бизнесу отказывается давать деньги, или если прокатчик не занимается рекламой, — такими вещами. Тем, кто вечно жалуется на подобные трудности, не место в киноиндустрии.
И очень важно объяснить новичкам, что иногда для решения проблем необходимы и физические качества. Многие великие режиссеры были настоящими богатырями. Среди писателей или музыкантов физически развитых людей значительно меньше. В последнее время я подумывал, не открыть ли киношколу. Так вот: если бы я все-таки решился, обязательным условием для поступления стало бы пешее путешествие в одиночку, скажем, от Мадрида до Киева, тысяч пять километров. А в дороге абитуриент должен был бы записывать свои впечатления — а потом сдать их мне. Я бы сразу определил, кто действительно проделал этот путь, а кто — нет. Шагая по дороге, вы узнаете куда больше о том, как снимать, чем сидя за партой. За время путешествия вы узнаете больше, чем за пять лет в киношколе. И ваш опыт будет полной противоположностью теоретическим знаниям, а для кино чистая теория — смерть. Теория — антоним страсти.
Что для вас идеальная киношкола?
Мы еще вернемся к этой теме, когда будем говорить об «Уроке кино» — цикле передач, который я делал для австрийского телевидения, — но вообще-то кинорежиссер должен многое уметь. Прежде всего, знать иностранные языки. Печатать и водить машину. Как рыцари в старину должны были непременно уметь ездить верхом, владеть мечом и играть на лютне. В киношколе моей мечты студенты занимаются каким-нибудь контактным спортом, который учит не бояться, вроде бокса. На верхнем этаже просторный зал, и в углу — ринг. Каждый вечер с восьми до десяти занятия с тренером по боксу: спарринг, кувырок (вперед и назад), жонглирование, карточные фокусы. Станут они в итоге режиссерами или нет, кто знает. Зато будут в отличной физической форме. В моей школе молодые люди, которые хотят снимать кино, получат возможность побыть в атмосфере своего рода умственного возбуждения. Именно из этого, в конечном счете, и проистекает кино. Киношколы должны выпускать не технических специалистов, а людей с беспокойным умом. Людей, у которых есть задор, у которых огонь в груди горит.
«Геракл» — в некотором смысле фильм о сильном человеке. Мне кажется, этот образ важен для вас и нашел отражение во многих ваших работах.
Меня всегда привлекали сильные люди, и таков, кстати, главный герой последнего моего фильма «Непобедимый». Я вкладываю в это понятие нечто большее, чем просто физическую мощь. Сила — это интеллект, независимое мышление, уверенность в себе, самообладание и, быть может, даже некоторая наивность. Эти качества, несомненно, составляют внутреннюю силу Цише Брайтбарта из «Непобедимого». Да, и еще для меня сильный человек — это ни в коем разе не культурист. Я бодибилдинг терпеть не могу и считаю нездоровым занятием. Наверное, преклоняться перед сильными людьми я начал еще в детстве, когда жил в Захранге.