Знаменитые и великие скрипачи-виртуозы XX века
Шрифт:
Слава Менухина дошла до Европы, куда едет вся семья. Иегуди продолжил занятия со светилами музыкального мира – румынским скрипачом, композитором, дирижёром и пианистом Джордже Энеску, затем с известным немецким скрипачом Адольфом Бушем.
В 18 лет Менухин женился. Тридцатые годы стали временем его триумфа – сначала в Берлине, где до 1933 года утверждалась мировая репутация артистов, а затем по всей Европе. Когда началась Вторая мировая война, Менухин много выступал в армейских и флотских частях армии США.
В 1945 году, сразу же после войны, Менухин выступил в Берлине с немецким дирижёром Вильгельмом Фуртвенглером, главным дирижёром оркестра Берлинской Филармонии в годы нацизма (в июне 1944 года, однако, уехавшим в Швейцарию,
На волне недавнего союзничества Менухин посетил Советский Союз поздней осенью 1945 года. Теперь уже все могли узнать о приезде в Москву прославленного американского скрипача. Стало известно о банкете, устроенном Давидом Ойстрахом у себя дома в его честь.
Как-то в свободное утро Иегуди один (!) зашёл в букинистический магазин на Кузнецком мосту (он остановился с женой в «цитадели» для иностранцев – отеле «Метрополь»), где увидел заинтересовавшую его книгу. Он спросил продавца, можно ли купить её за доллары, так как у него не было советских денег. Продавец сразу спрятался под прилавок и больше не показывался. Менухину ничего не оставалось, как вернуться в отель. Его уже ждал прикреплённый к нему «товарищ», по оплошности упустивший Менухина. «Что же вы не сказали нам, что хотите приобрести эту книгу? – воскликнул он. – Вы получите её в подарок!» (Эта история описана Менухиным в его книге «Неоконченное путешествие».)
Начались репетиции. Он играл в Москве Концерты Бетховена, Брамса, и Концерт для двух скрипок с оркестром Баха с Давидом Ойстрахом, который по свидетельству очевидцев сильно нервничал, так как брал на себя ответственность «представлять советское искусство» – понятие хорошо знакомое в то время и совершенно неестественное там, где имело место совместное музицирование, а не «соревнование двух систем». Однако атмосфера была дружественной и искренней.
В тот первый приезд Менухина мне довелось услышать его выступление в сонатном вечере с пианистом Львом Обориным. Изумительный ансамбль, сложившийся лишь за несколько дней, дал поразительный результат: «беседа» двух музыкантов, «говоривших» об одном и том же, но совершенно по-разному, обогатила представление слушателей о произведениях хорошо знакомых, но как бы заново услышанных. Необыкновенный голос скрипки Менухина полностью заполнял огромное пространство Большого Зала Консерватории. Лев Оборин был замечательным, тонким ансамблистом и достойным партнёром Менухина.
Прослушивая записи, сделанные тогда во время концертов Менухина, удивляешься какой-то вялой реакции московской публики. Сегодня совершенно ясно, что в большинстве своём публика и даже многие музыканты-профессионалы в 1945 году не поняли искусства Менухина. Как это вообще могло произойти?
Забегая вперёд, надо отметить, что во второй приезд в СССР в 1962 году, выступления Менухина вызвали абсолютно другую реакцию. Пришло новое поколение, уже ощутившее и понявшее настоятельную необходимость сближения с искусством Запада, познания опыта развития музыкального исполнительства, стилей и многого другого, о чём раньше даже не задумывались.
Вероятно тогда, в 1945 году, от Менухина ожидали привычной эстрадной бравурности и обычного виртуозного начала. Он же предложил слушателям нечто иное, к чему публика, уставшая от войны и других потрясений советской жизни, была просто не готова.
Музыкальная Москва 1962 года была совершенно иной. На концерты одного из лучших камерных оркестров мира под руководством Рудольфа Баршая невозможно было
Незабываемой была и встреча Менухина со студентами Московской Консерватории, в которой мне довелось участвовать. Программа встречи носила характер импровизации. Камерный оркестр Консерватории, со своим дирижёром профессором М.Н. Тэрианом исполнил для Менухина Кончерто-гроссо Генделя.
Затем на эстраду поднялся Менухин, вынул из футляра скрипку – свой Страдивари «Иоахим» (по имени знаменитого скрипача XIX века, игравшего на ней много лет) и сыграл Концерт Баха для скрипки и камерного оркестра ля-минор. Медленная часть этого сочинения была исполнена Менухиным столь возвышенно, что ощущалось рождение музыкального чуда… Я был аспирантом и концертмейстером Камерного оркестра Консерватории и находился рядом с ним на эстраде. Все мы чувствовали потрясение от невыразимо прекрасной по своей глубине и необъятному величию музыки Баха.
На бис Менухин сыграл Сонату для скрипки соло Белы Бартока, написанную по его заказу и ему же посвящённую и часто им исполняемую. В этом монументальном произведении скрипка Менухина звучала, словно целый оркестр – как по мощи, так и по колориту различных полифонических голосов.
Сразу после выступления Менухина окружили студенты, профессора. Все просили подписать ноты, книги, что-то ему дарили… Мой профессор Д.М. Цыганов представил меня Менухину и сказал, что я был первым исполнителем в Москве Концерта для скрипки Бартока. Менухин спросил меня, собираюсь ли я приехать в Брюссель на Конкурс Королевы Елизаветы? «Было бы интересно, если бы вы сыграли там Бартока в финале», – добавил он. Я замялся и ответил, что это не от меня зависит. Он, как мне показалось, мгновенно понял, о чём идёт речь, и сказал: «Ну, ничего! Куда-нибудь вы всё-таки поедете». Я был поражён его реакцией и «знанием предмета». Не мог же я ему объяснить, что уже пять лет меня и многих моих соучеников не пускают на международные конкурсы. Профессор Цыганов сделал вид, что ничего не слышал… А Менухин оказался прав, на следующий год «куда-нибудь» я всё-таки поехал – в Будапешт.
Я поблагодарил Менухина за встречу со студентами и незабываемое выступление. Интересно, что специальный фотограф снимал всю эту встречу. Снял он и нас троих. Позднее я спросил его, где же та фотография? Он ответил, что все фотографии получились, кроме той одной – «по техническим причинам», – пояснил он. А может быть, кто-то заинтересовался этими фотографиями, поскольку беседа велась без свидетелей и без переводчиков – Менухин, как уже отмечалось, отлично говорил и понимал по-русски.
После приезда в Нью-Йорк в 1980 году я воспользовался первой же возможностью послушать Менухина – случилось это в Карнеги-Холл весной 1982 года. Концерт из произведений Блоха и Бартока был посвящён памяти его сестры Хефцибы – многолетнего партнёра и друга. Как и в Москве в 1962 году, Менухин играл Сонату Бартока для скрипки соло. В Карнеги Холл она звучала так же грандиозно, а публика – от молодых японских и корейских скрипачей до пожилых людей, вероятно слушавших Менухина в день его дебюта, – восторженно приветствовала великого музыканта, искусство которого и в 66-летнем возрасте оставалось неувядаемым.