Знаменитые писатели Запада. 55 портретов
Шрифт:
Вот, пожалуй, и все об удивительном тандеме писателей: Жане Поле Сартре и Симоны де Бовуар.
И в финале — «Тошнота», отрывок из романа: «…Им тоже, чтобы существовать, надо держаться кучно… Когда живешь один, вообще забываешь, что значит рассказывать правдоподобные истории исчезают вместе с друзьями. События тоже текут мимо: откуда ни возьмись появляются люди, что-то говорят, потом уходят, и ты барахтаешься в историях без начала и конца».
Добавлю от себя: гиганты уходят, пигмеи остаются. Вот в чем ужас. И в 100-летие Сартра в одной из наших газет появилось смешливая заметка о «маленьком смешном человечке в толстых очках» с такой гламурненькой концовкой:
Ох, уж эти литературные моськи — так и хочется кого-то из великих облаять и, может быть, даже ущипнуть за ногу. Зайчик!? Сартр — это настоящий динозавр мировой литературы.
«Все, буквально все, написанное Сартром, надо перечитывать», — требует видный деятель французской культуры Бернар-Анри Леви.
Что ж, будем перечитывать…
Путешествие на Запад
Путешествие!.. Господи, сколько лет сидели за железным занавесом и вдруг дозволили увидеть мир. Незнакомый. Чужой. Притягательный.
«Жизнь во время путешествия — это мечта в чистом виде», — утверждала Агата Кристи. А Гилберт Честерсон с луковой усмешкой говорил: «Путешествие развивает ум, если, конечно, он у вас есть».
Лично я обожаю путешествовать. Но скажу откровенно: только не на Восток. Довелось мне побывать во Владивостоке, в Бухаре и в Каире, — не понравилось. Восток — не по мне. Мое — это Запад. Запад меня пленяет и очаровывает. Может быть, в какой-то реинкорации я жил в Европе?.. По крайней мере, когда я впервые оказался на Западе (в составе престижной группы советских журналистов в июле 1973 года в Льеже, а далее поездка по Бельгии, Люксембургу и Голландии), то первое, что я почувствовал, что я — дома. И мне было там хорошо и комфортно, невзирая на все «гримасы капитализма».
Я видел Рим, Париж и Лондон, Везувий мне в глаза дымил… —писал Константин Случевский. Но при этом, конечно, не забывал я и про горько-сладкий «дым отечества». И какого русского не гнетет «тоска по родине»?! Как там у Марины Цветаевой?
Но если по дороге — куст Встает, особенно — рябина…Русский писатель на Лазурном берегу
Нет, я не в том тебе завидую
С такой мучительной обидою,
Что уезжаешь ты и вскоре
На Средиземном будешь море…
… Я это сам не раз испытывал…
Предлагаю читателям беглые заметки про Италию. Мне посчастливилось, — что там лукавить! — в третий раз посетить эту удивительную страну. Божественную Италию. Великолепную Италию. Конечно, там есть своя драматическая, история, даже свой итальянский фашизм, существуют многочисленные проблемы (а где их нет!), но я пишу не социологическое исследование, не социально-экономический трактат, а всего лишь небольшое лирическое повествование, и даже не повествование, а крохотный сюжетик. Некий размышлизм по поводу
В кровавые 30-е годы Мандельштам восклицал:
В Европе холодно. В Италии темно. Власть отвратительна, как руки брадобрея…В Италии ночью, конечно, темно, а так — солнце, солнце!.. Когда в Москву нагрянула хмурая осень со слякотью и жаркими предвыборными бурями, особенно хочется вспоминать Италию. Ее вечно голубое небо и состояние вечной Примаверы — не сменяющейся Весны.
Русские поэты об Италии
Как тут не вспомнить нашего Пушкина. В своем «Путешествии в Арзрум» он мечтал:
Поедем, я готов; куда бы вы, друзья, Куда бы ни вздумали, готов за вами я Повсюду следовать, надменной убегая: К подножию ль стены далекого Китая, В кипящий ли Париж, туда ли, наконец, Где Тасса не поет уже ночной гребец, Где древних городов под пеплом дремлют мощи. Где кипарисные благоухают рощи, Повсюду я готов. Поедем…Но, увы, Александр Сергеевич так и не поехал ни в Китай, ни в Париж, ни на родину поэта Торквато Тассо в Италию. Пушкину пришлось странствовать лишь по российским дорогам.
Другим повезло больше. Например, Гоголю. После Италии Швейцария и Германия казались ему «низкими, пошлыми, гадкими, серыми, холодными…» Он пишет с дороги: «Не успел я въехать в Италию, уже чувствую себя лучше. Благословенный воздух ее уже дохнул». Через две недели по приезде Николай Васильевич признается: «Небо чудное, пью его воздух и забываю целый мир».
Борис Зайцев подтвердил: «Вечное опьянение сердца» Италией.
Герцен: «В Италии все определенно, ярко, каждый клочок земли, каждый городок имеет свою физиономию, каждая страсть — свою цель, каждый час — свое освещение, тень как ножом отрезана от света; нашла туча — темно до того, что становится тоскливо; и светит солнце — так обливает золотом все предметы, и на душе становится радостно».
«Волшебный край!» — восклицал Яков Полонский. «Италия для нас не географическое, не национальное понятие, — утверждал Николай Бердяев. — Италия — вечный элемент духа, вечное царство человеческого творчества… В Италии русскому вольно дышится».
Многие русские писатели и поэты приезжали и жили в Италии: Баратынский, Батюшков, Языков, Зинаида Волконская и Растопчина, Тургенев и Некрасов, Бунин и Брюсов, Мережковский и Блок, — всех не перечислишь.
А художники! В Российской академии художеств бытовала традиция — посылать лучших учеников стипендиатами в Рим на стажировку. Многие ездили туда и после окончания Академии, а кое-кто подолгу жил на Аппенинах. Александр Иванов — автор знаменитой картины «Явление Христа народу» — прожил в Италии 30 лет, а замечательный художник-пейзажист Сильвестр Щедрин умер в Италии и похоронен в Сорренто. Много лет провел в Италии Орест Кипренский.