Знаменитые расследования Эркюля Пуаро в одном томе (сборник)
Шрифт:
– Именно это, – ответил Пуаро, – мы с вами сейчас и выясним.
Глава 8
Новые удивительные открытия
– Теперь меня уже ничто не удивит, – сказал месье Бук. – Абсолютно ничто. Даже если все в этом поезде окажутся связанными с Армстронгами, то и тогда я не удивлюсь.
– Очень мудрое решение, – сказал Пуаро. – Хотите теперь поговорить с вашим любимым подозреваемым, итальянцем?
– И вы выскажете еще одну из ваших знаменитых догадок?
– Вот именно.
– Это
– Да нет, совершенно обычное.
– Если вы это называете обычным делом, mon ami… – Месье Бук всплеснул руками в комическом отчаянии; слов ему явно не хватало.
К этому времени Пуаро уже попросил официанта пригласить Антонио Фоскарелли.
Большой итальянец вошел в вагон, подозрительно озираясь. Он рыскал глазами, как животное, попавшее в ловушку.
– Что вам от меня надо? – спросил он. – Мне больше нечего вам сказать – нечего, вы слышите? Per Dio! [76] – Он стукнул кулаком по столу.
– Да нет, – твердо сказал Пуаро, – вы еще должны рассказать нам правду!
– Правду? – Фоскарелли обеспокоенно взглянул на Пуаро. Вся его самоуверенность и добродушие куда-то исчезли.
– Mais oui, хотя, возможно, я ее уже и так знаю. Но если вы признаетесь добровольно, то это будет только плюсом для вас.
76
Ради Бога (итал.).
– Вы говорите как американские полицейские. Они тоже все время повторяли: признайся, признайся…
– Ах вот как! Значит, у вас есть опыт общения с нью-йоркской полицией?
– Нет, нет, что вы. Они так и не смогли ничего доказать – но не потому, что плохо старались.
– Это было по делу Армстронгов, так? Вы работали у них шофером? – негромко спросил сыщик.
Его взгляд встретился со взглядом итальянца, который сразу же сник. Сейчас он был похож на лопнувший воздушный шар, из которого вышел весь воздух.
– Если вы все знаете – зачем спрашиваете?
– Почему вы лгали мне сегодня утром?
– Это могло повредить моему бизнесу. Кроме того, я не доверяю югославской полиции. Они ненавидят итальянцев. Мне нечего было ожидать от них правосудия.
– А может быть, они действовали бы именно в интересах правосудия?
– Нет, нет, я не имею никакого отношения к произошедшему ночью. Я не выходил из купе. Англичанин с длинным лицом, он может подтвердить. Я не убивал эту свинью Рэтчетта. Вы не сможете повесить его на меня.
Пуаро что-то писал на листке бумаги.
– Очень хорошо. Вы можете идти, – негромко сказал он, подняв голову.
Фоскарелли все еще выглядел обеспокоенным.
– Теперь
– Я же сказал, что вы можете идти.
– Это заговор. Вы что, хотите меня подставить? И все из-за этой свиньи, место которой на электрическом стуле? Позор, что он там не оказался! Если б это был я… если б меня тогда арестовали…
– Это были не вы. Вы не имеете никакого отношения к похищению ребенка.
– Да что вы такое говорите? Эта малышка – она была любимицей всего дома. Меня она звала Тонио. Она садилась в машину и притворялась, что управляет ею. Все в доме на нее молились. Даже полиция это в конце концов поняла. Эта малышка – она была настоящей красоткой…
Его голос смягчился, и в глазах показались слезы. Внезапно повернувшись на каблуках, он выскочил из вагона.
– Пьетро, – позвал Пуаро. Официант немедленно появился. – Пригласите номер десять – даму из Швеции.
– Bien, monsieur.
– Еще одна? – воскликнул месье Бук. – Невозможно. Говорю вам, это невозможно.
– Mon cher, мы должны быть во всем уверены. Даже если в конце концов у каждого на этом поезде будет своя причина убить Рэтчетта, мы должны это знать. И только узнав все, мы сможем определить виновных.
– У меня голова идет кругом, – застонал месье Бук.
Официант уважительно ввел в вагон горько плачущую Грету Олссон. Продолжая рыдать, она плюхнулась на стул напротив Пуаро и достала большой носовой платок.
– Ну, ну, не стоит так расстраиваться, мадемуазель. Не стоит. – Сыщик похлопал ее по плечу. – Немного правды, и вы свободны. Вы же были няней маленькой Дейзи Армстронг, не так ли?
– Так, именно так, – рыдала несчастная женщина. – Она была настоящим ангелом. Маленьким, очаровательным ангелочком. Она ничего не знала, кроме добра и любви… и ее похитил этот мерзавец… он мучил ее. А потом ее бедная мать, и другой ребеночек, который еще не родился… Вы не можете понять… вы просто не знаете… если б вы были там, как я… если б видели всю эту ужасную трагедию… я сама должна была сказать вам всю правду сегодня утром. Но я боялась – боялась! Я так обрадовалась, что этот негодяй умер – что он не будет больше мучить и убивать маленьких детей! Боже, я не могу говорить – у меня нет слов…
И она зарыдала еще сильнее.
Пуаро продолжал нежно похлопывать ее по плечу.
– Ну же… ну… я все понимаю… Я все понимаю, говорю вам. Я больше не буду вас ни о чем спрашивать. Достаточно того, что вы признались в том, что для меня уже давно не секрет. Еще раз, говорю вам, что все понимаю.
Не в силах говорить от рыданий, Грета Олссон встала и, как слепая, на ощупь направилась к двери.
Не успела она до нее добраться, как в вагон вошел мужчина. Это был камердинер Мастермэн. Он подошел прямо к Пуаро и заговорил своим обычным, негромким, ровным голосом: