Знаменитый Павлюк. Повести и рассказы
Шрифт:
И Сергей Варфоломеевич начал было об этом говорить, но Перекресов перебил его:
— А этот Тишков тут, стало быть, с прошлой осени?
— С осени.
— А вы, — опять спросил Перекресов, — вы, Сергей Варфоломеевич, давно уже председателем?
— Да как сказать...
— Давно, — чему-то усмехнулся кучер.
И усмешка эта непонятная задела Сергея Варфоломеевича.
— Ты, Григорий Назарыч, за меня не отвечай, — гневно попросил он. — Я за себя сам способен ответить. — И повернулся к Перекресову. — Я, видите ли, какое дело... Я до войны тут секретарем райкома комсомола работал. Первым. Первым секретарем. Потом, после войны, когда я сюда вернулся, меня взяли на работу в
— Так. Значит, вы человек популярный?
— Можно и так считать, — скромно потупился Сергей Варфоломеевич. — Во всяком случае, я не сам себя назначил на пост председателя...
— Ну, это понятно, — кивнул Перекресов. — А до этого поста что делали?
Сергей Варфоломеевич перечислил как будто все свои должности.
— Ну, это, так сказать, руководящая деятельность, — улыбнулся секретарь обкома. — А где вы работали, пока вас не узнали массы?
— Это сейчас вот, вдруг, и не вспомнишь, — затруднился Сергей Варфоломеевич. — Вообще-то трудно сказать...
В разговор опять вмешался кучер.
— Я так понимаю, — посмотрел он на секретаря обкома, — что вас интересует, где Сергей Варфоломеевич находился с молодых лет?
— Ах, с молодых лет, — сказал Сергей Варфоломеевич. — С молодых лет, просто с детства, я учился в школе. И, по желанию родителей, кроме того, проходил обучение у портного в сельской местности. Потом я поступил в столярную мастерскую и вскоре на маслозавод...
— А портняжному-то ремеслу научились? — спросил Перекресов.
— Как сказать...
— Ну допустим, можете себе сами сшить рубашку? — поинтересовался кучер и опять усмехнулся.
— Не вижу пока такой надобности, — сверкнул глазами Сергей Варфоломеевич.
Ему хотелось выругать Григория Назаровича, поставить его, как полагается, на место. «Это уж какая-то комедия получается, — сердито подумал он. — Нечего из меня комедию строить. Заговорили о Тишкове и вдруг на меня перешли». Но тут же у него мелькнула тревожная мысль: может, и Григорию Назаровичу уже заметно, что под него, Сергея Варфоломеевича, где-то подводят мину. От этого, может, и осмелел. Григорий Назарович вообще-то тихий мужик. Все может быть. Однако сдаваться нельзя. Нельзя себя слишком низко ставить. И Сергей Варфоломеевич спросил:
— А что это вы, товарищ Перекресов, решили с меня анкету снимать? Вообще-то мое личное дело находится в обкоме...
— Обиделись? — удивился Перекресов.
— Не обиделся, но вообще говорили о деле...
— А дело, как известно, делают люди, — улыбнулся Перекресов. — Я, понятно, и интересуюсь людьми. И вы мне интересны. Вы сами из крестьян?
Сергей Варфоломеевич уже пожалел, что так резко ответил секретарю обкома, и старался теперь говорить мягко, деликатно. Да, так точно, он из крестьян, но в крестьянском хозяйстве, к сожалению, долго работать не пришлось, хотя он любит крестьянское дело. Ну как же! У него вся родня крестьяне. Колхоз «Авангард» — его, можно сказать, родина. Вспоминают его там. Как приедет в «Авангард», сейчас же вокруг него народ, земляки. Вспоминают, как в детские годы в городки играли. И тогда ведь невозможно еще было угадать, кто кем будет. Большинство его сверстников и по сей день рядовыми колхозниками работают. Бывают забавные случаи. Бабка одна, некая Аграфена Понтрягина, недавно приехала по своим делам в райисполком, зашла в приемную председателя и, показав на двери кабинета, спросила у секретаря: «Серега-то здесь?»
Перекресов улыбнулся. И Сергей Варфоломеевич, заметив его улыбку, успокоился. Значит, секретарь обкома не обижается на него.
8
—
А внизу, под горой, столпились белоствольные березки и яркой, праздничной своей красотой как бы подчеркивают бедность жилищ. И недавно побеленные каменные столбики у въезда в деревню тоже оттеняют эту бедность. Но они же, эти столбики, серьезному наблюдателю внушат, может быть, и ободряющее чувство. Кто-то же вкопал здесь эти столбики, и выбелил их, и окаймил для большей красоты черной краской или, скорее всего, печной сажей. Была, наверно, у того, кто это делал, какая-то веселая мысль.
— Батюшки, Григорий Назарыч! — всплеснула руками немолодая женщина, выглянувшая в распахнутое окно самой крупной избы, где над дверью прикреплена большая железная вывеска: «Правление колхоза «Желтые Ручьи». Батюшки! Да что же это такое? А Тихона Егорыча-то нет...
— Где же он? — спросил Григорий Назарович.
— В разбеге, — засмеялась женщина, завязывая на подбородке белый платок. — Я сама его жду. Беги, Никишка! — закричала она тут же мальчику, стоявшему у столба. — Беги на ферму. Может, там знают, где Тихон Егорыч. Скажи, что Григорий Назарыч приехали. И с ним, скажи, какие-то... представители, — оглянулась она на пролетку, из которой уже вышли секретарь обкома и председатель райисполкома.
Перекресов засмеялся. А Сергей Варфоломеевич опять помрачнел. Почет, выказанный женщиной Григорию Назаровичу, был явно не по душе Сергею Варфоломеевичу. «Вот комедия! — подумал он. Почти все неприятное определялось им этим словом. — И еще чего-то будет. Не иначе чего-то еще будет. И зачем я только взял с собой этого вредного щелконога Григория Назарыча?»
У правления стали собираться люди, в большинстве старики и старухи, несколько подростков. И нельзя сказать, чтобы они совсем не обращали внимания на секретаря обкома и председателя райисполкома. Нет, их, конечно, интересовали эти степенные люди, как всегда везде всех интересуют приезжие. Однако разговаривали и здоровались за руку колхозники только с Григорием Назаровичем. Видимо, он им был известен давно, а Сергея Варфоломеевича они не знают. А когда он сам узнал и назвал по фамилии одного старика, старик обрадовался, заморгал и засуетился:
— Ну да, я тоже тебя сразу признал. Только немножко усомнился. Больно полный ты из себя-то сделался. Раздобрел...
Замечание это нельзя было признать приятным. И Сергей Варфоломеевич уклонился от разговора со стариком. Да и на площади вскоре появился, видимо, сам председатель колхоза. Большой, сутулый, в выцветшей солдатской фуражке и в солдатских же старых штанах и гимнастерке, он тяжело опирался на суковатую палку, но шел все-таки довольно быстро, с сердитым выражением лица, точно стремился кого-то поскорее наказать. Но вот он поравнялся с пролеткой, увидел Григория Назаровича, и на буром грубом его лице, иссеченном морщинами, вдруг засияли молодые глаза.
— Григорий Назарыч! А я уж тебя и не ждал. Вот, скажи на милость, какая радость! А я думал, ты очень занятой. Не можешь вырваться к нам. Ну, смотри, как ты меня обрадовал...
Он пожал ему руку прямо-таки с хрустом и поглядел на председателя райисполкома.
— О, глядите, и Варфоломей Сергеич...
— Сергей Варфоломеевич, — поправил Григорий Назарович.
— Ну, это я извиняюсь, — не сильно смутился председатель колхоза. Редко видимся. А вы, наверно, и фамилию мою не помните?