Знание и мудрость
Шрифт:
Мудрость Ветхого Завета связана с наиболее принципиальной идеей божественной трансцендентности, этим кладезем славы несотворенного бытия, мысли о которой непохожи на наши и первые инициативы которой постоянно присутствуют в нашей истории в качестве санкций; эта мудрость связана с идеей сотворения ех nihilo [IX] . Мне кажется весьма примечательным, что этой концепции, противостоящей, насколько это возможно, всякому монизму, компрометирующему в большей или меньшей степени личность Бога в вопросе о творении, соответствует концепция, также, насколько возможно, противостоящая действительности тварного бытия, концепция, противостоящая устранению сотворенного существа, его человеческой реальности, личностных качеств и его свободы перед божественным бытием. Эта бренная и тленная плоть сама воскреснет: о существовании такой идеи греческая мудрость даже не подозревала. История - это невообразимая драма, разыгрывающаяся между человеческими личностями и свободой, между вечной божественной личностью и нашими тварными личностями. И в какой мере они существуют, в какой мере они наличествуют - эти тварные личности! Если мы хотим преодолеть кошмар обыденного существования, существования в мире «on» [X] , которое в современных условиях сводит на нет
[IX]
Из ничего (лат.).
[X]
Он - неопределенное местоимение франц. языка,(ср. с нем. «man»), речь идет об анонимном существовании, о «мире толпы».
Мудрость Священного писания провозглашает, что наша личность не существует в своей основе иначе как в смирении и спасается лишь божественной личностью, потому что Бог - это личность, которая дает, а наша личность - это личность данная.
И вот, прежде всего, что я хотел бы дать понять. Эта сверхъестественная мудрость есть та мудрость, которая отдает себя сама, которая, как поток великодушия, вытекает из принципа сущностей. Мудрость спасения, мудрость святости - это не человек их завоевывает, а Бог их дает. Она по существу своему рождается не от восхождения Божьего творения, а от нисхождения творящего Духа. И вот почему она, эта мудрость, по существу своему сверхфилософична, сверхметафизична, поистине божественна. Прежде чем говорить о каких либо частных особенностях, надо отметить, что именно в противопоставлении этих двух движений - восхождения и нисхождения - заключается отличие мудрости Тибета или Ганга от мудрости Иордана. Мудрость назидательных книг, как и мудрость Евангелия, вытекает из глубины вечной любви, она простирается от одного края до другого, чтобы снизойти до самых потаенных глубин создания. И вот почему она вопиет на площадях, полных народа, она вопиет с крыш, она стучится в двери, она отдает себя даром. Она провозглашает то, что по существу является тайной: кто жаждет, пусть придет и напьется. Тайна столь сокровенна, что она скрывает себя в том, кому она разглашена.
В какой-то момент, при участии Филона, была сделана попытка примирить эту мудрость и мудрость эллинистическую. Но такой эклектицизм (от которого не убереглись ни св. Юстин [XI] , ни некоторые Отцы Церкви первых веков) оказался напрасным. Война, которая разгорелась между мудростью святых и мудростью философов, была неизбежной. Мудрость философов, как я показал только что, теперь претендует обосноваться своими силами и удовлетворить человека, она поднимает волну гордыни, она пропитывает энергией язычества теологию и собственные мистерии. Мудрость святых открывает наконец свое лицо, склоняет голову, увенчанную терниями, что являет собой скандал для Иудеев и безумие для Язычников. Этот конфликт мудростей означает падение античного мира; апостол Павел был его великим свидетелем, св. Августин [XII] , который его пережил и преодолел, - целителем и арбитром.
[XI]
Св. Юстин (Иустин, ок. 100 - ок. 155).
– св. отец и учитель церкви, один из первых христианских писателей-апологетов.
[XII]
Св. Августин (354-430) величайший из отцов древней Церкви христианского Запада, философ и теолог, автор широко известной «Исповеди» (М. 1997).
Последующие века будут жить своими учениями о мудрости и знании. Августин учил, что между мудростью, которая обретает знание из высших доводов в свете вещей божественных, и 'знанием, которое добывается из низших доводов в сумерках сотворенных вещей, существует отношение иерархии, за или против которого должны высказаться умы и цивилизации; знание есть благо и достойно любви, но оно не превыше мудрости. Если не по своей природе, то, по крайней мере, своим динамизмом и отношением к жизни человека, знание принадлежит к категории uti, и бессмысленно принимать средство за цель; цель - это то, что действительно стоит в конце, что привлекает, а мудрость принадлежит к сфере frui [XIII] . Если три божественные Ипостаси суть по преимуществу то, чем руководствуются люди в своей плодотворной деятельности, то мудрость есть как бы ее предвкушение. Но ясно, что мудрость, о которой говорит нам св. Августин, есть, таким образом, мудрость благодати [3] . Мудрость мира сего, побежденная, шествует позади нее. Это победа без потерь и убытка и для победителя, и для побежденного, ибо, очистившись от смешения синкретизма и гордыни, мудрость философов нашла свою истинную природу и свою правду.
[XIII]
Uti (ut) как, каким образом; frui наслаждаться, пользоваться (лат.).
[3]
Об отличительных чертах философского обращения и христианского обращения см. исследования Артура Нока в его книге «Обращение». (Nock A. Convertion: the Old and the New in Religion from Alexander the Great to Augustin of Hippo.
– London et a.: Oxford Univ. Press, 1933. 309 p.
– примперев)
Глава III
Таким образом, если античный мир явился нам как мир состязания мудростей, христианский мир явится нам как мир синтеза и иерархии мудростей. Такой порядок, который есть также духовный порядок, является для человека наиглавнейшим; все другие, более заметные порядки - социальные, политические,
Но попытаемся понять, на каких первоначальных условиях. Здесь речь идет не о простом расположении, наподобие архитектурной планировки. Все, что есть движение, жизнь, дыхание, - происходит от любви: бездна бездну призывает, обе бездны бросаются друг в друга. Но начинает та бездна, которая выше.
Я только что говорил о движении нисхождения в связи с мудростью спасения, о которой учит Ветхий завет. Время назвать своим именем закон этого движения: это закон Воплощения. Св. Фома [XIV] формулирует его в тексте, который может служить не только ключом, но и всем содержанием этого закона в целом: «In misterio incarnationis magis consideratur descensus divinae plenitudinis in naturam humanam, quam profectus humanae naturae, quasi praeexistentis, in Deum» [4] [XV] . В тайне Воплощения движение нисхождения Божия во всей его божественной полноте значит больше, чем движение восхождения человеческой природы к Богу.
[XIV]
Св. Фома (Фома Аквинский, Фома Аквинат, 1225/1226 1274) средневековый философ и теолог, основатель томизма; см. перевод работы Ж.Маритена «Святой Фома, Апостол современности» в настоящем издании.
[4]
Thomas Aquinas. Sum. theol., III, 34, 1, ad. 1.
[XV]
В таинстве воплощения открывается, скорее, нисхождение божественной полноты в природу человеческую, нежели восхождение, будто уже существующей, человеческой природы к Богу (лат.).
Таким образом, в христианском мире имеется два движения. И то, которым он поднимается к Богу, есть лишь продолжение того, которым Бог нисходит к нему, и оно является первым. И чем больше мир открывается этому движению, которым Бог дается ему, тем более пробуждается в нем движение, которым он отдается Богу. Ибо благодать - это животворящая сила, а не покров, накинутый на мертвеца, как думал Лютер [XVI] . Пробужденный в своих глубинах сотворенный человек становится бодрствующим и деятельным: деятельным по самой своей сути - в любви и созерцании, в щедротах, а также в делах нравственных и подвижнических, практических и социальных.
[XVI]
Лютер Мартин (1483-1546) немецкий мыслитель и общественный деятель, основатель немецкого протестантизма (лютеранства).
Не здесь ли заложен глубокий побудительный мотив исторического динамизма, который столь заметно отличает христианский Запад, и той кипучей энергии, которая, если отказывается от своего высшего регулирующего принципа, то теряет любые рычаги и наносит ущерб человеку? Во всяком случае, когда человек уверовал в то, что это второе движение есть движение первое, когда в эпоху антропоцентрического гуманизма, который явился пелагианством в действии [XVII] , он забыл, что Богу первому принадлежит инициатива в любви, добре и бытии, и поступил так, как если бы прогресс творения имел преимущество перед descensus divinae plenitudinis in eam [XVIII] , то христианский мир, развивающийся под воздействием трех ферментов Возрождения - рационализма и противоположных ему янсенизма [XIX] и протестантизма (который, уничтожая в человеке Божественное, превозносил его в плане земном), - неизбежно должен был разрушиться.
[XVII]
Пелагианство - течение в христианстве, возникшее на рубеже IV V вв. и названное по имени его основателя Пелагия (наст, имя Морган, ок. 360-418 г.). Пелагиане отрицали божественное предопределение, считали, что первородный грех не до конца извратил положительные качества человека, не верили в грешную природу человека, утверждали свободу воли, приуменьшали значение благодати и личной веры и придавали большее значение добрым делам.
[XVIII]
Нисхождение божественной полноты на него (лат.).
[XIX]
Янсенизм - религиозно-политическое неортодоксальное католическое течение во Франции и Голландии в XVII XVIII вв., принципы которого изложил голландский теолог К. Янсений (1585-1638); в ряде положений (отрицание свободы воли, признание предопределения) тяготел к протестантизму.
И еще одно замечание я хотел бы сделать. Может случиться (коль скоро благодать - вещь сокровенная), что даже если мы в глубине своей остаемся верными, послушными христианами, сохраняя преданность целокупному Откровению, восхождение твари к Богу, её усилие - безусловно необходимое и чрезвычайно важное - по достижению духовного совершенствования затмит в наших глазах нисхождение Бога к нам и дар его вечно сущей любви, принесенный творению. Тогда возникнет и усилится разногласие между действительностью христианской жизни и тем, каким образом она будет восприниматься, каково будет понимание жизни. Религия станет, как говорят, все менее и менее экзистенциальной, ее поглотит внешняя видимость, все будут жить в мире видимостей; будут верить в благодать, но поступать будут так, как будто она всего лишь фронтон на здании, и думать, что если благодать вдруг исчезнет, то вещи будут продолжать существовать, опираясь на одни человеческие усилия и необходимые меры предосторожности; такие эпохи действуют вопреки благодати, что же удивляться их безжизненности?
Средние века не были такой эпохой. Кипучая человеческая активность, которую они продемонстрировали, могла бы ввести в заблуждение историка, но не людей Средневековья. Они знали, что этот огромный созидательный труд лишь маскировал собой невидимую миру тайну любви и смирения. Средневековье повиновалось закону Воплощения, которое продолжало вершить в нем свое дело, предаваясь безумству требования любви любой ценой, чтобы божественное и духовное снисходили в земное и человеческое и воплощались в них. Средневековое христианство знало на практике, что Слово снизошло во плоть и что Святой Дух следовал этому пути, что он также снисходил. Оно открыло целую вселенную познания, необъятный мир познания, шаг за шагом идущего вперед и, таким образом, позволило постичь порядок мудрости, исполниться ею и на некоторое время понять, что мудрость несет мир и гармонию.