Знание-сила, 2004 № 09 (927)
Шрифт:
Было это в сентябре 1922 года. Питириму Сорокину тогда шел, как принято говорить, возраст Христа. Следующие без малого полвека он проведет в основном за письменным столом и университетской кафедрой — как и подобает философу: будет писать, читать, думать. Но какова первая половина жизни! Хотя своих драм и конфликтных ситуаций хватало и во второй — истинной науке так же не чуждо все человеческое.
Первые полтора года в эмиграции Сорокин работал в Праге, а затем был приглашен читать лекции в Америку — научная слава летела впереди него. Университеты Иллинойса, Висконсина, Миннесоты были только подготовкой к главному в его научной карьере — приглашению занять пост руководителя специально "под Сорокина" созданной кафедры социологии в
К тому времени, впрочем, он уже был гражданином США, хотя в душе истинным американцем так и не стал. Называя себя "консервативным христианским анархистом" и "волком- одиночкой", профессор Гарвардского университета, президент Американской социологической ассоциации Питирим Сорокин с трудом вписывался в мир американской гуманитарной науки, тяготевшей как раз к позитивизму (страна прагматиков, ничего не попишешь!) и как черт ладана боявшейся всяких там "духовных ценностей" и "культурных символов". А именно на них строил свое здание социологии ученый из России, главный труд жизни которого, вышедший в четырех томах в 1937-1941 годах, назывался "Социальная и культурная динамика". Именно так — в неразрывной связке.
Чтобы представить, насколько непросто складывались отношения Сорокина с американским социологическим истеблишментом, достаточно привести название другой его знаменитой книги — "Причуды и заблуждения современной социологии и связанных с ней наук" (1956). В ней он весьма ядовито проходится по американскому "сциентизму" и "эмпиризму", иными словами, взгляду на общественные науки как на частные приложения естественных. Один термин "квантофрения", изобретенный Сорокиным, чего стоит! А постоянно повторяемый пассаж: ""Республика" Платона не тянет даже на диссертацию в американском университете, потому что в этой книге нет статистических таблиц"!
Свою собственную оригинальную — и надо сказать, весьма непростую для восприятия неспециалистом — теорию он сам назвал "интегральной системой философии, социологии, психологии, этики и личностных ценностей". Тут вроде каждый элемент сам по себе понятен — а вот их совокупность...
Если заведомо упрощать, то суть состоит вот в чем. Сорокин считал, что исторический процесс — это циклическая смена основных типов культуры, каждый из которых основан на собственной системе ценностей (мировоззрении). Этих основных типов три: чувственная культура (в коей доминирует непосредственное, чувственное восприятие действительности), рациональная или умозрительная (философ называл ее "идеациональная") и идеалистическая (в которой главным инструментом познания становится интуиция). Драматичный, чреватый конфликтами XX век, как и несколько предшествующих ему столетий , — это как раз переход от первого типа, чувственного, ко второму, рациональному. Но в будушем неизбежна победа третьего типа культуры — идеалистической, интуитивной. Если еще более огрубить — религиозной. (Сорокин, кстати, считал себя человеком верующим, но ни к одной из существующих религиозных конфессий примкнуть не пожелал, всю жизнь искал какого-то "своего" бога...)
На самом деле, конечно, все гораздо сложнее — на то она и философия.
Впрочем, среди научных достижений Сорокина было и немало вполне прикладных разработок, позже взятых на вооружение и американской и мировой социологией. Сейчас даже неспециалисту знакомы такие термины, как "социальная стратификация" (расслоение общества) и "социальная мобильность", — а ведь одним из первых, кто разработал эти теории, был Питирим Сорокин.
Тем не менее его главные социологические откровения для большинства американских коллег, привыкших "считать", а не "витать в абстракциях",
Уйдя из университета, Сорокин поселился в маленьком городке Винчестере поблизости от Гарварда. Он продолжал время от времени читать лекции, а в 1949 году создал в Винчестере собственный научный центр, название которого для американцев, не склонных к бескорыстию, звучало просто вызывающе: Гарвардский исследовательский центр по созидательному альтруизму. В мире, где превыше всего ценится конкуренция, а не кооперация, где боготворят сильного, победителя, "чемпиона" и презирают сирых и убогих, русский философ задался вопросом, как вернуть в наш насквозь материалистичный и прагматичный мир бескорыстие. Естественное желание дать, поделиться — а не брать...
Нет, воистину, кого только Россия в своем непостижимом альтруизме не "раздарила" миру в начале прошлого века.
Анатолий Цирульников
Якутская ходьба как профилактика остеохондроза
Первый и второй очерки - см. "Знание - сила" № 7 и № 8 за этот год.
Когда у Бугаева возникла идея создания национальной якутской школы по способу мышления и деятельности, а не по набору предметов, и он стал вникать в структуру языка, то вспомнил про шаманские тексты. Их привез в Институт усовершенствования учителей, где тогда работал Бугаев, молодой аспирант из Ленинграда Егор Малышев. И стал, как сам говорит, заниматься шаманизмом "в педагогическом плане".
"А почему шаманизмом?"
Структура речи проявляется в структуре языка. Один заикается, другой шепелявит, третий много читает, у четвертого — лексический запас, как у Эллочки Людоедки. Языки бывают разные: естественные и искусственные (на основе естественных, но гораздо проще, например, дорожные знаки), вторичные моделирующие (на основе естественных, но гораздо сложнее — художественная литература, искусство) и т.д.
Бугаев взял язык художественной литературы (он же филолог, занимался структурой поэтического текста) и стал дробить дальше.
Художественные тексты делим по времени написания. Стал думать, какие тексты взять, — современные или из прошлого? В современных очень много влияния других культур, а ему нужно было более-менее в чистом виде — значит, прошлое. А там опять раздваивается: народные, фольклорные тексты и "писательские".
В писательских много личностного, субъективного. В героическом эпосе Олонхо, вершине фольклорных жанров, оказалось десять вариаций. А он искал базовую структуру, и тут вспомнил про те тексты Малышева, шаманские заклинания. Взял их. Но поставил себе жесткое условие: ничего магического — только структура.
И вот его рабочая гипотеза: если по шаманским текстам смоделировать структуру родного языка, то получится как бы, что мы смоделировали этнический тип мышления. И если к этой модели прибавить что-то личностное — интерпретации учителями предметов плюс мировое, общечеловеческое — и все это свести к некой педагогической технологии, это и будет национальная школа по способу деятельности, а не по набору предметов.
Потому что школа, в которой хоть сто часов изучай родной язык, она не будет национальной, если в ней нет особенного способа деятельности.