Знание в контексте

Прись Игорь

В разделе 1 мы предлагаем наше определение знания как «успешного» мнения, то есть истинного обоснованного мнения, при условии, что эпистемический «провал» между обоснованием (мнением) и фактом (знанием) закрыт «прагматически» в смысле витгенштейновской проблемы следования правилу. В разделе 2 мы излагаем подход С. Хетерингтона и сравниваем его с нашим подходом ([17; 19; 20]. См. также [18–27]). Два подхода имеют сходства. Кроме того, мы указываем, что нашу точку зрения на знание подкрепляет и подход Болла [12].

1. Знание как успешное мнение

Мы предлагаем следующее определение знания: Знание – истинное имплицитно или эксплицитно обоснованное мнение, при условии, что эпистемический «провал» между обоснованием (мнением) и фактом (истиной, знанием) закрыт прагматически. Эквивалентным образом можно сказать, что знание есть успешное мнение, то есть такое мнение, что провал между ним и соответствующим фактом (истиной, знанием) закрыт. Исследование возможного «провала» предполагает исследование очевидности и обоснования для мнения. Как следствие, второе определение преобразуется в первое.

Поясним

наше определение знания, а также сделаем несколько терминологических замечаний. (1) Мы говорим о «провале» между обоснованием или мнением, с одной стороны, и фактом, истиной или знанием, с другой стороны. (2) Термин «провал» отсылает к проблеме «объяснительного провала» в философии сознания. Мы считает, что для решения своих проблем эпистемология нуждается в философии сознания: знание в конечном итоге является «феноменологическим» в широком смысле; оно и применяемые для его выражения концепты не отделимы от соответствующего опыта. С другой стороны, в философии сознания сама проблема «объяснительного провала», или, как ещё говорят, «трудная проблема», частично является проблемой эпистемологической – проблемой описания, объяснения или познания феноменальных состояний сознания. Мэри, которая провела всю свою жизнь в чёрно-белой лаборатории и теоретически изучила всё, что касается цвета и цветового опыта, не будет знать, как выглядит красная роза или как испытывается феноменальный опыт красного. Для этого у него не будет соответствующих перцептивных и феноменальных концептов. Её теоретические концепты слишком бедны. (3) Мы также считаем, что для решения своих проблем эпистемология нуждается в философии языка. Мы говорим о «прагматическом» закрытии провала. Прагматическое закрытие провала не есть некий субстанциальный акт, а отсылает к проблеме следования правилу и означает, что, на самом деле, нет никакой проблемы провала (в случае корректного следования правилу провал закрыт изначально), а также нет (общего или в конечном итоге) (мета)правила для следования правилу (следовательно, нет (общего или в конечном итоге) (мета)правила, позволяющего установить нарушение следования правилу). Другими словами, мы принимаем тезис Уильямсона о первичности и неанализируемости концепта знания: сначала знание! [28–31]. Философия языка необходима также потому, что знание выражается или может быть выражено в виде суждения или утверждения. Мы определяем суждение как применение концептов, а утверждение как обоснованное суждение. (4) Ранее мы показали, что проблема объяснительного провала в философии сознания может быть понята в терминах проблемы следования правилу, то есть может быть терапевтически «растворена» [32]. Аналогичным образом, как мы считаем, может быть понята проблема знания – проблема эпистемического провала в эпистемологии. Реальность и знание (мысль, концепты) относятся к разным категориям: знание (мысль, концепты) идеально. Знание может быть выражено в виде суждения или утверждения, употребление которого неотделимо от соответствующего опыта, укоренено в реальности (это особенно очевидно в случае устоявшегося знания и соответствующих устоявшихся суждений и утверждений). Это результат естественного развития языка и его практического употребления. Таким образом, в конечном итоге «проблема провала» оказывается псевдопроблемой. Аналогичным образом, Ж. Бенуа критикует эпистемологическую «проблему доступа» сознания к реальности как псевдопроблему. На самом деле, мы уже в контакте с реальностью, сами являемся её частью [33]. (5) Знание предполагает «контакт» с реальностью, «укоренённость» в ней. Поэтому концепция реальности и идея укоренённости концептов в реальности должны играть существенную роль в эпистемологии. Не нормированную (не концептуализированную) реальность – непосредственный чувственный опыт – мы называем ощущаемым/чувственным (фр. le sensible). В частности, не нормированный (не концептуализированный) визуальный опыт есть визуальное ощущаемое, сама реальность. (6) Мы употребляем термины «обоснование» и «очевидность» как взаимозаменяемые. Строго говоря, обоснование супервентно над очевидностью. Но с точки зрения евиденциализма мнение обосновано тогда и только тогда, когда оно подкрепляется адекватной очевидностью [34, p. 49]. Тогда определение знания как истинного мнения с обоснованием оказывается эквивалентным определению знания как истинного мнения с адекватной очевидностью. Последнее определение знания употребляет, например, Р. М. Чизольм [35]) Мы принимаем тезис Уильямсона, что очевидность (в данном контексте) есть всё имеющееся (в данном контексте) знание. Рассматриваемый «провал» есть, таким образом, провал в очевидности. (7) Мы принимаем определение знания Уильямсона как наиболее общего фактивного ментального состояния и интерпретируем его в терминах нашего определения знания как успешного мнения. Условие фактивности соответствует «условию» закрытия эпистемического провала [28].

Наше определение знания является нередуктивным (круговым) определением знания, поскольку условие «закрытия эпистемического провала» означает наличие знания, апеллирует к концепту знания. Круговое определение, однако, не является порочным, а является информативным. Оно указывает, каким образом «провал» между знанием и незнанием может быть уменьшен и, в принципе, сведён к минимуму, а также, как сказано выше, отсылает к проблемам следования правилу и объяснительного провала.

Концепт знания первичен, не анализируем в терминах более фундаментальных концептов. Другие эпистемические концепты анализируются в терминах знания. Првичность концепта знания также означает, что первично различие между знанием и незнанием, идентификация знания или незнания. В то же время мы можем ошибаться в идентификации случаев знания и незнания, то есть в применении концепта знания. Внимательный анализ

этих случаев позволяет минимизировать возможную ошибку. Это анализ очевидности.

Согласно принятой здесь евиденциалистской позиции, истинное мнение, если оно подкреплено очевидностью, есть обоснованное истинное мнение. Обоснование может быть более или менее полным (очевидность – более или менее адекватной). Неполнота обоснования означает наличие эпистемического провала между ним и фактом. Чем полнее обоснование (очевидность), тем меньше соответствующий провал и тем легче приобрести (в случае его первоначального отсутствия) или «идентифицировать» (в случае его наличия) соответствующее знание. При этом употребление концепта знания не может быть исключено (определение круговое), но при возрастающей роли обоснования/очевидности, риск отклониться от знания или допустить ошибку в его идентификации уменьшается и, в принципе, может быть сведён к минимуму.

Вышесказанное предполагает, что концепт знания может быть применён как в «акте» приобретения знания, так и в акте его идентификации (идентификации инстанциаций знания) как знания. В том случае, если субъект просто приобретает или уже имеет знание, мы говорим об инстинктивном знании. В том случае, если он идентифицирует своё знание как знание, то есть рассматривает своё знание как эксплицитно обоснованное истинное мнение, являющееся знанием (провал закрыт), мы говорим о рефлексивном знании. Уильямсон, например, не делает различия между инстинктивным знанием и рефлексивным знанием. Но он отвергает КК-принцип. Можно знать и не знать, что знаешь. В этом случае мы говорим об инстинктивном знании. В инстинктивном знании обоснование имплицитно. Полное обоснование, в случае если провал закрыт, совпадает со знанием.

Мы принимаем тезис Уильямсона, что знание есть конститутивная норма для мнения и утверждения. Тривиальным образом, знание есть норма для знания. Знание имеет место тогда и только тогда, когда концепт знания применяется корректно. Задание концепта эквивалентно заданию его устоявшихся применений, между которыми имеется семейное сходство. В частности, это относится к концепту знания. Поэтому очевидность как всё имеющееся знание есть норма/правило для нового знания. Мы также говорим о ней как об укоренённом в реальности витгенштейновском правиле. Успешное (корректное) его применение даёт новое знание. При этом очевидность, то есть всё имеющееся знание, расширяется.

Витгенштейновское правило применяется корректно тогда и только тогда, когда его применение имеет обоснование пост фактум. Теоретическое обоснование никогда не является полным. В конечном итоге «провал» между ним и знанием закрывается «прагматически». Отсутствие принципиальной возможности обоснования пост фактум истинности истинного мнения означает отсутствие знания. Это можно трактовать как отсутствие достаточной очевидности. Prima facie случаи Гетье суть специфические случаи отсутствия обоснования пост фактум. Они относятся к ситуациям, которые внешне схожи с теми, в которых, как правило, знание присутствует. Парадигматическое «знание» (в отличие от знания логического) может оказаться ложным (в этом смысле мы фаллибилисты), то есть незнанием, и, следовательно, непарадигматическим. Соответственно, парадигматическое «знание» может оказаться незнанием, даже если оно истинно, если оно истинно случайно, и, следовательно, непарадигматическим, а специфическим случаем. Условие аутентичности (удовлетворение норме знания) в этих случаях будет нарушено.

2. Сравнение с позицией С. Хетерингтона

Согласно С. Хетерингтону: «Знание всегда лишь обоснованное истинное мнение. И обоснование включает в себя осознание любого такого обстоятельства (даже если оно единственное), без осознания которого, знание отсутствует» [17, р. 219]. Упомянутое обстоятельство и есть «обстоятельство Гетье». Будучи осознанным, оно перестаёт им быть.

Это «компатибилистский подход», в рамках которого существование «гетьеризованных мнений» не противоречит пониманию знания в терминах истины, мнения и обоснования. Более того, Хетерингтон также утверждает, что иногда «случаи Гетье» могут быть интерпретированы как случаи знания, а не незнания [2, ch. 3; 17; 19–20; 22, ch. 3]. «Гетьеризованное мнение» – это истинное хорошо (но не в совершенстве) обоснованное мнение, которое не есть знание вследствие некоторых специфических обстоятельств – «обстоятельств Гетье». Хетерингтон называет своё определение знания нередуктивным, интерналистским и «файллибилистским» (от слова «failable»). (Термин «файллибилим» (faillibilism) – неологизм.) Определение нередуктивно, поскольку оно предполагает употребление концепта «знание». Тем не менее, определение информативно, так как оно апеллирует к мнению, обоснованию, истинности, а также «осознанию любого такого обстоятельства (…), без осознания которого, знание отсутствует».

Важно отметить, что требуется принять во внимание не все обстоятельства данной эпистемической ситуации относительно предложения р, а лишь те, которые в случае их игнорирования, оказываются обстоятельствами Гетье, то есть «гетьеризуют» мнение. Принятие во внимание всех обстоятельств достаточно, но не необходимо для наличия знания, что р. «Осознание» тех или иных конкретных («специфических») обстоятельств может быть необходимым и достаточным для наличия знания. Поэтому Хетерингтон рассматривает своё определение как интерналистское. Он пишет: «Решение предусматривает, что знание есть истинное и обоснованное мнение. К тому же оно предлагает рассматривать обоснование как включающее в себя некоторую черту, которая сама частично характеризуется в терминах знания. Эта концепция полностью интерналистская, потому что моё описание этой черты полностью интерналистское» [17, р. 215].