Знают ответ орхидеи (Все началось с Омахи, Лучше мне умереть)

Стаут Рекс

Пришедший заявил, что желает переговорить с Ниро Вульфом. На это я ответил, что Ниро Вульф занят, назвал себя и предложил свои услуги. Он замешкался.

– У меня времени в обрез, – сказал этот субъект, глянув на часы. Похоже, он был чем-то сильно озабочен. – Меня зовут Альберт Фрейер. Я адвокат.

Достав из кармана кожаный бумажник, он вынул оттуда визитную карточку и вручил мне.

– Я защитник Питера Хейза, которого судят по обвинению в убийстве первой степени. Меня ждет такси. Присяжные удалились для вынесения вердикта, и к моменту их возвращения я должен быть на своем месте. Вам что-нибудь известно относительно объявления, которое Ниро Вульф поместил

в сегодняшних газетах? Того, что обращено к П. Х.?

– Известно.

– Оно попало мне на глаза всего час назад. Звонить не хотелось. Я должен задать вопрос Вульфу. Ходят слухи, что объявление адресовано моему клиенту, Питеру Хейзу. Так вот, я желал бы знать, так это или не так?

– Ответить на ваш вопрос не составляет труда: нет, это не так. Мистер Вульф, конечно, читал газетные репортажи о процессе, но, если не считать этого, ничего не слышал о Питере Хейзе.

– Вы можете в этом поклясться?

– Безусловно.

– Что ж… – Похоже, он расстроился. – Я-то надеялся… Впрочем, неважно. Кто этот П. Х., которому Вульф адресует свое объявление?

– Это человек, чьего имени и фамилии мы не знаем – только инициалы.

– А о какой несправедливости говорится в объявлении? И что за справедливость должна восторжествовать?

– Речь идет о краже, совершенной одиннадцать лет назад.

– Ясно. – Он взглянул на часы. – У меня больше нет времени. Я хочу, чтобы вы все-таки доложили о моем визите мистеру Вульфу. Разумеется, я допускаю возможность случайного совпадения. Но нельзя исключать и рекламный трюк. Если так, моему клиенту может быть нанесен существенный урон, дающий повод для иска против вас. Постараюсь вникнуть во все это основательней. Разумеется, когда у меня будет время. Сможете передать Вульфу мои слова?

– Да. Если у вас есть в запасе еще двадцать секунд, ответьте, пожалуйста, где родился, провел свое детство и окончил колледж Питер Хейз?

– Зачем вам это?

– Я не обязан отвечать на ваш вопрос. Можете назвать это банальным любопытством. Ведь я читаю газеты, не так ли? К тому же я ответил на шесть ваших вопросов. Так почему бы вам не ответить на три моих?

– Да потому, что я не в состоянии этого сделать. Мне это попросту неизвестно.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Неужели? – не унимался я. – Вы защищаете в суде человека, которого обвиняют в убийстве, и вам неизвестны такие элементарные вещи?

Адвокат уже сошел на седьмую сверху ступеньку крыльца.

– Где живут его родственники? – спросил я, стоя у порога.

Фрейер обернулся:

– У него нет родственников.

И он направился к ожидавшему его такси, сел в машину и захлопнул дверцу. Такси укатило, а я вернулся в кабинет и связался по внутреннему телефону с оранжереей.

– Да? – буркнул в трубку Вульф, который не выносит, когда его отрывают от орхидей.

– У нас был гость. Адвокат по имени Альберт Фрейер. Он защищает в суде Питера Хейза, но ему неизвестно, где тот родился, вырос и в каком колледже учился. Фрейер говорит, что у Хейза якобы нет родственников. Похоже, мне стоит прокатиться в суд, тем более что за такси заплатит клиент. Я поехал.

– Нет.

– Вы сказали это машинально. Да?

– Черт с тобой. Только предупреди Фрица.

Пустое сотрясание воздуха: я всегда предупреждаю Фрица, когда выхожу из дома. Сделав это, я вернулся в кабинет, убрал со стола, запер сейф и переключил телефон на кухню. Когда я вышел в прихожую, чтобы одеться, Фриц уже был там, готовый накинуть на дверь цепочку после моего ухода.

Когда что-то входит у тебя в привычку, ты проделываешь это машинально. Однажды,

много лет назад, когда я выходил из дому по делу, меня выследили. Я не заметил слежки, и то, что узнал филер, наблюдая за мной в течение часа, стоило нам лишней недели хлопот, а нашему клиенту – нескольких тысяч долларов. После такого промаха я целых два месяца, выходя из дома, даже просто прошвырнуться, первым делом проверял, нет ли за мной хвоста. Такой вот выработался рефлекс.

В тот вторник, сделав шагов пятьдесят в сторону Девятой авеню, я огляделся, как обычно, по сторонам, но ничего подозрительного не заметил. Однако при повторной проверке через следующие полсотни шагов во мне словно сработал какой-то датчик. Он среагировал на типа ярдах в сорока у меня за спиной, который шел в том же направлении. Раньше его там не было.

Я остановился и повернулся к нему лицом. Он замедлил шаги, достал из кармана какую-то бумажку, заглянул в нее и стал внимательно изучать дома справа и слева. Это самая нелепая уловка, какую можно изобрести в подобной ситуации. Уж лучше наклониться и сделать вид, будто завязываешь шнурки. Ведь его внезапное появление означало, что он либо вынырнул из прохода между зданиями, чтобы следовать за мной, либо вышел из какого-то дома, отправляясь по своим делам. В последнем случае ему не было нужды останавливаться и разглядывать номера домов.

Итак, за мной увязался шпик. Но если бы я, фигурально выражаясь, припер его к стенке, не имея иных доказательств, кроме логических умозаключений, он бы попросту посоветовал мне проспаться.

Разумеется, я мог заполучить доказательства, однако на это требовалось время. Фрейер же сказал, что жюри присяжных удалилось в совещательную комнату. А значит, мне следовало поторопиться.

И все-таки я решил, что могу урвать пару минут и рассмотреть незнакомца получше.

Это был мужчина среднего роста в пальто реглан бронзового цвета и коричневой шляпе, длиннолицый и остроносый. К концу первой минуты моих наблюдений он начал проявлять признаки беспокойства, а затем направился к подъезду ближайшего дома, в котором находился офис, а также апартаменты доктора Волмера, и нажал на кнопку звонка.

Дверь открыла Хелен Грант, секретарь дока. Шпик обменялся с ней несколькими фразами, при этом даже не коснувшись шляпы, развернулся на сто восемьдесят градусов, спустился на тротуар, затем взобрался по ступенькам к двери следующего дома и позвонил.

Мои две минуты истекли, к тому же мне все было ясно. Поэтому я дошел до Девятой авеню, больше не давая себе труда оглянуться назад. Остановил такси и велел водителю ехать до пересечения Центр– и Пёрл-стрит.

В это время суток в коридорах суда можно встретить адвокатов и клиентов, свидетелей и присяжных, друзей и врагов, видных политических деятелей и рядовых граждан. Справившись у служителя внизу, где слушается дело Хейза, я вышел из лифта на третьем этаже, пересек холл и свернул за угол к дверям с номером «XIX», будучи уверен, что смогу попасть в зал без всяких проблем, ибо процесс Хейза не освещался на первых полосах газет.

Так оно и оказалось. В зале не было почти никого: ни судьи, ни присяжных, ни даже секретаря и стенографа. Не было, разумеется, и Питера Хейза. На скамейках сидело человек восемь-девять, не больше.

Я обратился с вопросом к офицеру возле двери, и тот сказал, что присяжные еще не появлялись и бог весть когда появятся. Так что я отыскал телефонную будку и сделал два звонка: Фрицу – предупредить, что то ли буду, то ли не буду к ужину, и доку Волмеру. Трубку сняла Хелен Грант.

– Послушай, малышка, ты меня любишь? – поинтересовался я.