Знойная параллель
Шрифт:
— Не дано, не дано! Профессия не позволяет! — шутливо перевожу я разговор на легкий тон.— Но что касается самого участка, я бы с удовольствием отправился туда.
— Пожалуйста, — произносит уступчиво Ковус. — Хоть сейчас.
— Ладно, поговорили! — Калижнюк властно кладет руку на стол. — Мне надо в обком. Что у вас, Аннаев?
— Хотели в общих чертах ознакомиться, что уже делается на трассе?
— А ты что? Сам не знаешь?
— Сравнили, — ухмыляется Чары. — Вы — совсем иное дело. У вас и карта вот, и точные данные.
— Ладно, Ковус обо всем расскажет.
— Ай, чего тут уметь!
Калижнюк берет с вешалки шляпу и выскакивает из кабинета. Мы чувствуем себя сразу свободнее. Да и прораб этот, Ковус, подкупает меня своей непосредственностью. Сразу видно, что он открытой души малый, хотя и горяч.
— Ну, чего вам, говорите конкретно! — берет он указку и подходит к Генеральной карте канала. Она — во всю стену. И канал по ней вьется голубой лентой.
— Общие данные мне известны, — говорю я. — Забор воды из Амударьи будет осуществляться тремя рукавами?
— Мы их называем «головами», — поправляет Ковус. — А вообще-то даже звучит: Головное сооружение — три рукава.
— Канал протянется, — продолжаю я, — по тридцать восьмой параллели от Амударьи до Каспия и обводнит сотни тысяч новых гектаров земли. Хлопчатник, сады, бахчи и так далее.
— Все правильно, — соглашается Ковус. — Только, чтобы все это было, надо создать десятка два гидроузлов, несколько крупных водохранилищ, не менее десяти целинных совхозов, рыбозаводы, птицефермы и так далее. А если выражаться со знанием дела, то это значит... Надо заселить весь искусственный оазис в зоне новой Каракум-реки, протяженность которой будет равна
1400 километрам. Таким образом, если на каждый квадратный километр мы поселим только одного человека, и то потребуется 1400 человек. Но такого не бывает Потребуются тысячи людей. И не просто людей, а специалистов сельского хозяйства, причем самых разных направлений. Вот поэтому дядя Семен и упрекнул вас, товарищ Аннаев, что долго раскачиваетесь. Будущее канала за вашей молодежью, которая пока что спит.
— Не спит, Ковус-джан, не спит! — обижается Чары. — Уже двести с лишним человек из области направили учиться в училища механизации.
— Двести человек, — скептически произнес Ковус.— Вах-вах, как много. Две тысячи надо! Ну, ладно... Как вас зовут? — глядя на меня, спрашивает он.
— Марат.
— Давно бы так сказал! — улыбается он. — Теперь пойдем дальше. — Ковус тычет указкой в район Головного участка. Здесь уже прорыты три заборных канала и поставлены шлюзы. Работы продолжаются. Строится поселок. Уже есть электричество. Светом снабжает плавучая электростанция, которая стоит в заливе. Отсюда, от Головного, наши ребята ведут Пионерную траншею. Она пройдет через сухие Келифские озера, через Обручевскую степь и выйдет к барханам Кельтебедена.
— Это то место, куда вы собираетесь ехать? — уточняю я.
— И вы, по-моему, тоже туда собирались? — улыбается Ковус.
— Если хотите, поедем вместе? — предлагаю я.
— Вот молодец. Вот так и надо, — хвалит меня Ковус. — Я завтра собираюсь. Устраивает?
Я смотрю на Чары и решительно даю согласие.
— Устраивает.
—
Увлеченный рассказом, Ковус начинает со знанием дела объяснять принципы устройства перемычки на 105 километре. А у меня созрела своя «гениальнейшая мыслишка».
— Ковус-джан, — начинаю я. — Нашу сеюдняшнюю беседу, вернее ваш рассказ о канале, я превращу в статью прораба Кельтебеденского участка. Согласны?
— Слушайте, — обижается он. — Я же вам как человеку все рассказываю, а вы сразу статью!
— Дост! Но разве плохо, если ты выступишь со статьей? — обращаюсь к нему по-свойски на «ты».
— А ты что? Сам не можешь подписаться?
— Милый Ковус, у меня в плане статья ответственного работника стройки!
— Ну ладно, как хочешь. Только пиши сам. Я в этом деле ни «бум-бум». Вообще-то для статьи я мог бы тебе дать и другие данные: цифры, факты. Но они у меня в папке. В моем кабинете. Давай, пойдем ко мне!
Я смотрю на Чары. Он уже тяготится нашей долгой беседой. Ведь я у него, по сути дела, отнял целый рабочий день. Целый рабочий день у секретаря райкома комсомола! Это же десяток неотложных дел.
— Чары-джан, — обращаюсь к нему. — Давай я останусь, а ты занимайся своей работой.
— Ну, вот еще, — возражает он и в то же время соглашается: — Закончишь, сразу иди к нам домой. Я после шести приду...
Я иду с Ковусом и по дороге интересуюсь:
— А почему у тебя тут кабинет?
— Но меня же только сегодня на Кельтебеден бросили! Я же здесь в управлении инженером числился! А теперь этот жук, Куколь, черной пустыни испугался — дядя Семен на мне решил отыграться.
Мы садимся за стол и еще долго беседуем о делах на трассе. Потом я спешу в гостиницу. Там у меня и бумага, и все остальное. И подарок отца и матери для Аннаевых — две литровые банки ежевичного варенья, о которых я совсем забыл. Вхожу в номер. Здесь прохладно. Окна занавешены, полы вымыты. Смотрю на часы. Уже третий час. Ложусь, раскинув руки, и думаю: с чего начать статью? Потом достаю бумагу и сажусь за стол.
6.
Мы выехали дня через три.
За это время я написал статью. Ковус прочитал и подписал ее. Потом я позвонил в Ашхабад, в редакцию, сообщил, что устроился неплохо, а теперь собираюсь на трассу. Разговаривал с секретарем газеты Володиным.
До Захмета ехали поездом. В купе душно. Лето пошло на убыль, но солнце шпарит так, что в ушах звенит.
Приезжаем в Захмет. Тут еще жарче. Пустыня со всех четырех сторон. И поселок с его серыми глинобитными и деревянными домиками — словно биточки на раскаленной сковороде. Справа, вдали от поселка — участок готового русла и домики на берегу. Там же сооружается железнодорожный мост.