Знойная параллель
Шрифт:
— Вполне возможно. Будешь разъезжать по трассе, может быть, и встретишь.
— Ну, а насчет того, что Нина собирается в Ашхабад, как смотришь?
— Я ее уговариваю, чтобы к нам в Мары ехала. У нас ей легче будет. Мать моя все время у нас гостит. Маечку нянчит. Вот и Алешку Трошкина можно было бы матери поручить. — Чары молчит, думает, потом вдруг неожиданно спрашивает: — Ты не переписываешься с Тоней?
— С какой стати? — недоумеваю я. — Она же замужем, да и вообще...
— Не злись, я просто спросил, — оправдывается Чары и заглядывает мне в глаза. — Нельзя что ли спросить? Оле она все время
— Никогда и ни за что в жизни! — кипячусь я.
— Ну ладно, ладно, — успокаивает Чары. — Что, если ваши дороги разошлись, значит и товарищами нельзя считаться?
— Можно. Только зачем?
— Я бы на твоем месте поздравлял ее хотя бы с праздниками. Открытки бы посылал, — продолжает он.
— Слушай, Чары, я не в силах на такое...
— В том-то и дело, что ты все еще неравнодушен к ней. Любишь ее. Потому и не прощаешь.
Я молчу. Конечно, Чары прав. Люблю, потому и не прощаю. Только ведь, прощу я ей или не прощу — все равно от этого ничего не изменится. У нее своя жизнь, у меня — своя.
— Давай зайдем в гостиницу? — говорю я Чары. — Навестим москвича.
— Давай, если тебе так хочется.
Подходим. У гостиницы три «Победы». Одна — вчерашняя, союзовская. Карьягды сидит на корточках возле арыка, протирает руки бензинной тряпкой. Видно, до этого в моторе копался.
— Здорово, Карик! Дома Гордеев?
— Дома. Сейчас поедут в Фирюзу. Карпов там, Аборский, Кара Сейтлиев, еще несколько человек.
— Ясно,— говорю и смотрю на Чары. Он хмурится. Тогда я ему предлагаю: — Пойдем-ка покупаемся сегодня в городском бассейне?
— Это другой разговор, — соглашается он.
5.
Чары я проводил во вторник. В пятницу получил командировочное удостоверение и письмо от ЦК ЛКСМТ председателю облисполкома с просьбой выделить М. Природину на временное жительство квартиру. Письмо вряд ли поможет. Квартиру получить не так просто даже в Мары. Ну да ладно: устроюсь. Можно в гостинице, можно у Чары. Квартирный вопрос мало меня беспокоит. Иное дело — редакционные задания. Заказов целый ворох от всех отделов. Даже спортивный заказал статью о соревнованиях на пикетах! Ладно. Попробую уважить всех. Только сначала надо разобраться, что есть Каракумский канал, как когда-то в авиации мы ломали голову: «Что есть жизнь?». Прежде всего меня интересует, чем отличается нынешняя трасса от прежних? Что нового внес Караш Иомудский? Звоню в управление геологии. Сообщают: «Иомудский, кажется, дома. Позвоните домой». Звоню. Слышу приятный мужской баритон:
— Да, Иомудский слушает.
Называю себя и прошу уделить мне хотя бы час: это необходимо для газеты.
— Ну что ж, приезжайте... — Называет адрес.
Еду. Отыскиваю дом с синими воротами. Вхожу. Хозяин в пижаме и шлепанцах. Высокий, ширококостный, лицо добродушное, располагающее к знакомству и разговору.
— А кто вам сказал, что я в Ашхабаде? — сразу спрашивает хозяин.
— В управлении сказали.
— Хорошо работает информационная служба, — смеется он. — Я, ведь, можно сказать, нелегально нахожусь в Ашхабаде. Изыскатели мои на Ясхане... Завтра вновь еду туда.
— Значит, мне повезло, Караш Николаевич.
— Можно, — с охотой отзывается он. — Заходите. Чай какой пьете? Зеленый или черный?
— Зеленый вообще-то.
— Я тоже.
Садимся под виноградной беседкой. Караш Николаевич наливает в пиалы чай.
— Ну, я могу только кое-что рассказать об изыскательских работах, которые когда-то возглавлял. А вообще-то и до меня над трассой многие инженеры работали. Ермолаев, Шлегель...
— О Ермолаеве слышал, а Шлегеля, по-моему, отец не упоминал...
— А кто ваш отец?
— Вы его должны помнить. Природин.
— Александр Фомич? Ну, как же! Знаю такого. Он для меня много хорошего сделал...
— Я читал его тетради, там и о вас есть. О Серебряном бугре, о Реутове...
— Так он что, еще и дневники успевает писать? Любопытно. Впрочем, я всегда удивлялся его энергии. Он и сейчас бодрствует: частенько его имя мелькает — то на совещаниях, то на встречах с ветеранами... Между прочим, если хотите, то принцип разработки нынешней трассы канала зародился у меня как раз в ту пору, когда я после реутовского ФЗУ учился на рабфаке.
— А вы что — уже тогда о канале думали?
— Ну что вы! Я тогда и не подозревал ни о каких каналах!
— А как же тогда?
— Сейчас расскажу. В общем так. Приехал я на каникулы. На Челекене мы жили. Отдохнул дней десять, порыбачил, покупался, позагорал. Сел в рыбацкий баркас со своим чемоданчиком, подался к берегу. Там, думаю, до Джебела недалеко. К Джебелу выберусь — на поезд сяду и — в Москву. Слез на берегу. Поблагодарил рыбака и потопал по барханам в сторону железной дороги. А чтобы побыстрее добраться до станции, решил идти прямиком. Взбираюсь на вершины барханов, опускаюсь вниз, вновь взбираюсь на вершины — так и иду, по прямой. Километров пятнадцать отшагал: пот с меня градом, устал невозможно. Кое-как добрался до чабанской чатмы. Старик напоил меня верблюжьим чалом и спрашивает:
— Через барханы шел?
— Да, через барханы, — отвечаю.
— Оно и видно, — журит он. — Разве можно через барханы? Чей ты?
Называю себя. Чабан и говорит:
— Сразу видно, что некому тебя было научить ходить по пескам. Сейчас отдохнешь и иди по ложбинам. На барханы совсем не лезь. По ложбинам в два раза быстрее придешь и силы сохранишь...
Вот так он мне посоветовал, и я вскоре двинулся дальше. Действительно остальную часть пути прошел, почти не чувствуя усталости. Вот, дорогой Природин-младший, этот принцип, подсказанный чабаном, и положен мной в основу при разработке нынешней трассы канала...
Слушал я Караша Николаевича внимательно, но сути все-таки не понял. Говорю ему:
— Но ведь от того, что вода по ложбинам пойдет, а не напрямик — длина канала увеличится?
— Ну и что же, что увеличится! Зато объем земляных работ намного уменьшится. И то, что вода пойдет по естественным ложбинам — в этом тоже есть смысл: образуются заливы, озера. Я думаю, вода потребуется не только на поливы полей. В озерах и затонах можно будет рыбоводческие хозяйства, птицефабрики создать.
Слушая, я постигаю суть этого бесхитростного решения. А Караш Николаевич продолжает: