Зодчий

Мирсаидов Мирмухсин

.— Ну, месяц-полтора, — ответил зодчий.

— Если мы приедем в Бухару на полтора месяца позднее, тем лучше. Так оно будет куда безопаснее. Можно, конечно, ехать и сейчас, но я думаю, чем позже мы туда прибудем, тем лучше. Пусть сначала улягутся страсти. Тем паче, что табиб велел вам пить побольше молока и находиться на воздухе, что необходимо для вашего здоровья. А если уж быть совсем откровенным, то господин Талаба и мои друзья поручили мне доставить вас в Бухару в добром здравии. Так что я остаюсь с вами, а лошади и арбы в полном вашем распоряжении. Когда

я доставлю вас в Бухару, я доложу по возращении господину Талабе, что исполнил порученное мне дело. И еще хочу сказать: один из убитых нами в Андхуде в песках — это Караилан.

— А кто же вы? — спросил зодчий.

— Я друг вашего сына Низамеддина. Меня называют Харуном-ткачом. И мне дали поручение — благополучно доставить вас с семьей в Бухару.

— Кто вам поручил это?

— Хуруфиты.

— Так вы и есть Харун-ткач из Майманы? Да, столько едем вместе, а я и не догадался.

— Мне было разрешено в случае необходимости сообщить вам об этом. Вот я и сообщил. Однако больше ни одна душа не должна знать об этом.

— Конечно, конечно, — поспешил уверить его зодчий.

— Так как же, решаем остаться?

— Остаемся!

— Тогда утром оповестим бека через его брата и скажем Чули-бобо. А до утра хорошенько отдохнем.

И Харунбек отправился поглядеть на лошадей.

В ту ночь юноши спали в степи. Зодчий с женой и дочерью разместились в доме Чули-бобо. А утром, за трапезой на открытом воздухе, зодчий сообщил ученикам о своем решении и попросил их совета. Ученики с радостью согласились, и в тот же день брат бека выехал домой — ему дали поручение сообщить его высочеству беку о решении строить водоем и обратиться к нему с просьбой как можно скорее доставить все необходимые материалы и людей. Пусть уста Абид и уста Худайберган тоже прибудут сюда, а людям пусть выдадут кетмени, лопаты, носилки и весь прочий инвентарь.

После трапезы брат бека со своими друзьями срочно отправился в путь, а Чули-бобо на радостях, созвав сыновей, зарезал лучшего барана, чтобы угостить дорогих гостей. Ученики, не мешкая, принялись за дело: они-то понимали, сколь ответственно дело, за которое они берутся; один засел за бумаги и чертежи, другой отправился знакомиться с местностью, третий взял на себя измерение пространства водоема.

Обескураженная Бадия, которой не терпелось поскорее добраться до Бухары, грустно глядела на отца.

— Вы это твердо решили, отец? — осмелилась она спросить.

— Да, дочка, решил твердо. Иначе нельзя. Это богоугодное дело.

— Но ведь вы же нездоровы!

— А без работы мне еще хуже. Излечусь здесь на воздухе.

— А как же быть с арбакешей?

— Он согласен. Я договорился с ним. А ты ведь моя дочь, и я подумал, что ты тоже согласишься.

Бадия промолчала. Чувствовалось, что она отнюдь не в восторге от отцовской затеи. Но что поделаешь со своенравным и упрямым стариком, который считал свою работу важнее всего на свете.

Огорчило решение зодчего и Зульфикара. Он мечтал поскорее попасть домой, обнять отца и мать, надеялся, что родители с почестями

встретят зодчего. Никто, думалось ему, не станет теперь чинить препятствий, он устроит свадьбу и женится на Бадие.

— Отец хочет остаться здесь, — обратилась Бадия к Харунбеку. — Надумал строить водоем. Как вы к этому относитесь?

— Ваш отец благороднейший человек и бесценный мастер. Всю свою жизнь он трудился, делал все, что мог, для людей. Верен он себе и сейчас. Ведь не каждому по плечу такая работа, за которую он взялся.

Бадия промолчала.

— А вы уедете, покинете нас?

— Нет, не уеду. И вас не покину.

— Спасибо за вашу преданность, — шепнула Бадия, поняв, что вопросов больше задавать не следует.

А Зульфикар, ничего не знавший о разговоре Бадии с Харунбеком, в свою очередь обратился к нему:

— Наш устад хочет задержаться здесь на месяц-другой. Вы, конечно, покинете нас?

— Уважаемый господин Шаши, свое мнение я уже высказал вашей невесте, госпоже Бадие.

— Рыть землю предоставьте вот этим молодцам, — предложил молодой чабан, указывая на братьев — в этом деле нет им равных. А кто, вы думаете, вырыл этот колодец? Они!

. — Если дать им волю, так они здесь всю землю переворошат, — с улыбкой сказал Чули-бобо. — Даже сусликам и кротам за ними не угнаться.

— Что верно, то верно, — засмеялся один из братьев, которого прозвали «кротом», так как от рождения один глаз был у него прищурен. — Но есть и такие, которые и по нужде побегут к колодцу, — добавил он.

— Полегче, полегче, — строго заметил Чули-бобо.

— Да что говорить, — продолжал шутник, — страда ем мы одним недугом — справляемся вдесятером с четырьмястами баранами, а вот поладить между собой не можем. Наше счастье, что живет среди нас Чули-бобо.

— А вы полегче насчет слепых кротов, — сказал Зульфикар. — Такие шуточки могут и нас задеть.

Заврак Нишапури взглянул на Зульфикара и перевел взгляд на улыбающуюся Бадию.

— И мы от вас не отстанем, — сказал он, — на восемнадцать присутствующих здесь не хватает только полтора глаза да половинки ума.

Все весело рассмеялись.

— Да это не мои слова, — заметил Заврак и кивнул на Зульфикара. — Их провозгласил «глашатай Бухары».

Снова раздался взрыв смеха — «глашатаями Бухары» обыкновенно называли особенно крикливых ослов, — Вы, оказывается, тоже шутник, — сказал Чули-бобо. — А я-то думал, только наши чабаны дерзки на язык, если к слову придется, родного отца не пощадят.

Зодчий, долго хранивший молчание, взглянул на Чули-бобо:

— А где будем брать песок?

— Да ведь кругом пески.

— Этот как раз и не годится.

— Почему?

— Нужен речной песок.

— Будем возить из Касана и Кашкадарьи, — А дожди еще не скоро начнутся?

— Эге, время еще есть. Здесь у нас не то что в Самарканде, дождей выпадает мало…

— Ну ладно, утром, благословясь, начнем…

— Дай вам бог здоровья, — сказал Чули-бобо, и глаза его заблестели от радости. — А от бека не будем ждать вестей?