Золотарь его величества
Шрифт:
– Так я же не в прямом смысле слова.
– Не понял я конечно, да ладно. – Махнул рукой эстонец. – Ты еще скажи, что ты сыну Петра Алексеевича лучший друг…
– А вы откуда знаете? – удивился Аким.
– Так ведь вы почти ровесники. Так что там, на счет крестного твоего?
– Могу сбегать за ним. Позвать. Он мне не откажет.
– Не надо, – раздалось со стороны дверей, – не надо тревожить Александра Даниловича.
Золотари повернулись на голос. В дверях, стряхивая снег с епанчи, стоял Ельчанинов.
– Не надо тревожить, – повторил он, – я
Он скинул плащ, повесил его на гвоздик, вбитый в стену. Ларсон даже обомлел, увидев того в мундире Преображенского полка.
– Вот приписали к Преображенскому приказу, – проговорил Силантий Семенович. Бывший стрелецкий офицер прошел к столу и сел на лавку.
– Меня тоже Петр Алексеевич пригласил на ассамблею, – проговорил он, – Вот я и сходил к церемониймейстеру и разузнал, как себя вести и что надеть, чтобы не выглядеть белой вороной. А теперь слушай.
Увеселительные собрания Петр Алексеевич начал устраивать с января тысяча семисотого года, когда повелел приглашать на них знатных людей с женами и дочерьми. При этом одежда на них должна быть немецкая, французская или английская.
Устраивали их обычно в течение зимы в домах вельмож, при чем хозяева гостей не обязаны были не встречать, не провожать, не занимать и даже не быть дома. Гости собирались после шестнадцати ноль-ноль и веселились, за играми, танцами и разговорами, аж до двадцать двух. Вход на такое вот собрание предоставлялся всем дворянам, военным и гражданским чинам, знатным чинам и старшим мастеровым людям. По какой причине в этот список угодил Андрес Ларсон, эстонец понять не мог. Вполне возможно, что был иноземцем, а они на таких собраниях играли выдающуюся роль.
Отличительной чертой собраний была чрезвычайная простота общения с государем. Сам Петр давал пример доступности, и часто гневался, когда тот или иной боярин вставал с поклоном при его появлении. Тогда он подзывал Александра Даниловича, у которого всегда был наготове кубок, наполненный белым вином. И бедному нарушителю ничего не оставалось, как осушить его одним залпом. Андрес чуть было не угодил под такое вот наказание, но его вовремя одернул Ельчанинов.
– Не положено Андрей, – прошептал тот, стараясь, чтобы кроме золотаря его никто не расслышал.
Комната хоть и большая, но дышать почти не возможно из-за облаков табачного дыма, что висели под потолком. По освещенному свечами залу прогуливаются между рядов гостей и приветливо с ними разговаривающая дама, лет двадцати восьми.
– Анна Монс, – прошептал Силантий Степанович, увидев, как заинтересовано, смотрит на нее Ларсон, – дочь немецкого винодела. Любовница государя, – тут стрелец поднес палец ко рту и прошипел, – тсс. Я тебе ни чего такого не говорил. Вон смотри, видишь того мужика лет пятидесяти в куртке и полосатых панталонах – это корабельный мастер. Государь его из самой Голландии выписал.
Между тем под беспрерывные звуки духовой музыки толпа двигалась. Все женщины сидели вдоль стен, в ожидании кавалеров и начала танцев.
– Пошли в другую комнату, – предложил Ельчанинов. – Я до
– А что там? – поинтересовался Андрес.
– Государь. Плюс большая часть иностранцев, что сидят и важно покуривают глиняные трубки, да опорожняют такие же кружки.
– Пошли.
Они вошли в комнату, где на столах стояли бутылки пива и вина, лежали кожаные мешки с табаком, стаканы с пуншем и шахматные доски. Причем шахматы тут, как убедился эстонец, были разного вида. Среди многообразия он узнал доски для русских шахмат, классических названые индийскими, а так же четверные шахматы с крепостями, что игрались на 192 клетках. За одним из столов Петр играл в классические шахматы. Его соперником был негоциант из Англии. Причем оба дымили трубками при очередном ходе.
Ларсон заинтересовался игрой. Картина вырисовывалась на доске довольно любопытная, в будущем ее назовут гамбитом Эванса. Эту систему Андрес несколько раз наблюдал, во время трансляций чемпионатов мира по шахматам. В этой партии белые близки к цели – создания сильного пешечного центра. Сейчас у государя был шанс осуществления плана, все зависело от того, как сыграет негоциант.
Андрес отвлекся от игры, и только тут заметил, что Ельчанинова рядом нет. Он оглядел зал и обнаружил того в компании датского шкипера. Оба сидели за столом, и пилит пиво. До эстонца донеслось:
– Камрад, камрад.
Рука коснулась плеча золотаря. Тот вздрогнул и оглянулся. Петр стоял за его спиной, он только что закончил партию, и, по всей видимости, проиграл. Но государь явно не был этим опечален.
– Не хочешь ли друг мой, – проговорил он, – сыграть со мной, Меншиковым и голландским послом в Четверичные шахматы с крепостями?
– С удовольствием государь, вот только есть одна проблема, – молвил эстонец, – я давно не играл в шахматы. А с четвертичными вообще не знаком.
– Ну, если в индийские шахматы играть можешь, то и в четвертичные наловишься. – Государь улыбнулся, посмотрел на стоявших в стороне участников и проговорил, – так с кем в паре предпочтешь играть? С этими, – он махнул рукой в сторону Меншикова и посла, – али со мной?
– Я бы предпочел в паре быть с послом.
– Понимаю, – одобрил, его решение, государь. – Игрок он сильный. Думаю, вы сыграетесь быстро.
Увы, партию Ларсон и посол проиграли. Сначала Петр и Алексашка накинулись на него, а когда тот уже был выведен из игры, разбили в пух и прах голландца.
– Виктория! – прокричал царь батюшка, когда посол сдался на милость победителей. Петр хлопнул сначала Андреса, а затем голландца по плечу, и сказал, – Потом отыграетесь. С этими словами государь и его фаворит ушли в соседний зал.
– Проиграть государю – большая честь, – проговорил посол.
Андрес пожал руку голландцу и поблагодарил за компанию. Пошел искать Ельчанинова. Нашел того за столом в компании все того же датчанина.
– Мой друг, – проговорил Силантий Степанович, – Андрес Ларсон, эстляндец. Датский шкипер – Христиан Глот. Присаживайся. Андрес отрицательно замотал головой.