Золотая чаша

Плейн Белва

– Разве кто-нибудь знает наверняка, чего он действительно хочет?

– Еврейская манера. Отвечать вопросом на вопрос. – Он поставил чашку. – В философском смысле ты, конечно, права. Сложный вопрос – в чем смысл жизни, ах, многие умирают, так и не поняв этого. Но я задал тебе простой вопрос – что ты делаешь изо дня в день, довольна ли ты своей жизнью, более или менее, я имею в виду.

Ей было приятно, что он проявляет интерес к ее делам. Но она понимала, что его вопросы продиктованы не только его личным интересом – видимо, родители говорили

о ней, так же как они говорили с ним об Альфи, а она случайно это услышала.

– Ты же знаешь, мне нравится моя работа в благотворительном центре, – начала она. – Я чувствую, что приношу пользу бедным и…

– Ну, а кроме благотворительного центра? – прервал ее старик.

– О, я читаю, хожу в библиотеку раз в неделю. Я решила обязательно прочитывать три хороших книги в неделю. Заодно беру книги и для Пола. Знаешь, что он сказал мне на днях? «Интересно, что думают обо мне мои предки, глядя на меня с небес?» Представь только, ребенок его возраста высказывает такие мысли. Он чудесный ребенок. Я думаю, из него вырастет неординарный человек.

Однако старик не позволил ей уклониться от прямого ответа.

– Да, да, но мы говорим о тебе, а не о Поле. Как идет твоя светская жизнь?

Она вспыхнула.

– Светская жизнь! Это глупо, дядя Дэвид. Торговля приглашениями… – и она издевательски передразнила: – Вас пригласили к такому-то и такому-то? Что?! Не пригласили? Какая трагедия! Вы бы могли надеть свою новую меховую накидку, свое…

И снова дядя Дэвид прервал ее. Это была странная привычка для человека во всех прочих отношениях предельно вежливого.

– Я-то лучше других могу понять, что ты имеешь в виду. Но это не совсем так, Хенни. Не надо издеваться надо всем этим без разбору. Ты не права, полностью отгородившись от светских развлечений. – Он говорил очень мягко. – Будь честной, Хенни, ты отгородилась от всего этого в силу причин, которых я не понимаю. Ты не предпринимаешь никаких усилий. Может, ты считаешь себя некрасивой? В этом дело?

Платье у тебя такое, как нужно. Ты не прыщавая и фигура у тебя нормальная, но ты такая неловкая, двигаешься неловко, разговариваешь неловко, сидишь в окружении женщин, если пропускаешь танец.

– Я и сама не знаю, – пробормотала она.

У женщины либо есть изюминка, либо ее нет. Легкость и грация, вот чего тебе не хватает. Легкость и грация.

– Ты станешь красивой женщиной, Хенни. Сейчас этого не скажешь, но так оно и будет. Некоторые женщины расцветают поздно, вот в чем дело. Ты знаешь, – продолжал он, наклонившись вперед и уставившись на стену за спиной Хенни, – ты очень напоминаешь мне твою бабушку Мириам. Ее черты словно возродились в тебе, миновав одно поколение. Твоя мать совсем на нее не похожа. Это, конечно, не значит, что твоя мать плоха, – быстро добавил он.

– Я знаю.

– У нее была выдержка, у Мириам. Сила. Мужество.

Хенни вдруг словно прорвало неожиданно для нее самой. Она быстро заговорила:

– Кстати, о мужестве, дядя Дэвид. Несколько недель назад я стала свидетельницей

необыкновенного происшествия. Я видела, как человек спас из огня женщину. Я никогда этого не забуду. Он шел по карнизу на уровне шестого этажа. Это было ужасно! Это было замечательно! С трудом верится, что человек способен на такое. Это было… Он рисковал жизнью ради незнакомого человека.

– Я знаю, о ком ты говоришь. Мы знакомы.

– Вот как? Странно, мне как раз показалось, что я узнала его на улице перед тем, как подняться к тебе.

– Дэниел Рот. Он только что ушел от меня. Я лечил его руки.

– Рисковал своей жизнью, – повторила Хенни с благоговением.

– Он необычный человек. Хенни вспомнила еще что-то.

– Дэниел Рот. По-моему, я видела это имя на афише около благотворительного центра. Дэниел Рот будет играть на рояле на детском празднике в День благодарения. Ты думаешь, это тот же самый человек?

– О да, он прилично играет на рояле, а сыграть на празднике для бедноты – это как раз в его духе. Он учитель. Преподает естественные науки в средней школе в этом районе. А кроме того, он ученый-изобретатель, у него есть маленькая лаборатория, а живет он в квартирке не то за лабораторией, не то над ней.

Изогнувшись на стуле, дядя Дэвид потянулся за своей трубкой. Чиркнув спичкой, он разжег трубку, затянулся, вынул ее изо рта и принялся рассматривать с преувеличенным вниманием, словно тянул время. Затем продолжил с легкой усмешкой:

– Да, Дэн – это что-то особое. Мы знакомы уже достаточно долго. Он по натуре боец, забияка. Сейчас начал войну с владельцами домов в бедных кварталах, – дядя Дэвид задумался, не замечая, с каким напряженным интересом слушает его Хенни, сжав руками колени.

– Да, да, забияка! Хочет добиться принятия закона, который бы их поприжал. Работает вместе с Лоренсом Вейлером. Вейлер – интересный человек, аристократ, у которого сильно развито чувство социальной справедливости. Дэн работает в таком же благотворительном учреждении, как и ты. Ты, конечно, слышала о Вейлере и читала работы Джекоба Рийса? [7]

7

Рийс, Джекоб Август (1849–1914) – американский журналист, сторонник социальных реформ.

– Я читала «Как живет другая половина». – Но ей совсем не хотелось обсуждать ни Вейлера, ни Рийса.

– Люди, подобные им, всмотрелись в то, как живет другая половина, – тут дядя Дэвид махнул рукой в сторону окна, – и то, что они увидели, им не понравилось. Ты знаешь, Хенни, это возмутительно, что существуют дома без дворов, без света, без свежего воздуха. Но еще хуже пожары, как тот, который ты видела. Лестничные марши в самом центре дома; да в таких домах огонь устремляется вверх как ракета. Он охватывает все здание в считанные минуты. Нет никаких шансов справиться с пожаром.