Золотая герань, или альтернативная история просто Марии с элементами фэнтази
Шрифт:
Лорд Огня тяжело вздохнул:
– Знаешь, сколько раз я покупал на ЭТО вечер удовольствия? Да и кто бы на моем месте не воспользовался подобным даром? Вот только за любовь я этим золотым блеском не платил никогда.
Наоборот, к каждой по-настоящему любимой женщине мне с трудом приходилось пробиваться сквозь то, чем сделала меня Лань...
С этими словами он мягко опустил руку на край стола, так, что полоса закатного света легла как раз на его запястье. Миг - и запястье это оделось браслетом из желтого металла шириной в четыре пальца.
Едва различимо для простого взгляда солнечный браслет потек, поплыл, и даже Шамур не уловил момента, когда желтый металл стал красноватым янтарем.
– Зачем ты наделила меня еще и этим, Владычица Песен?
– шепнул еле слышно Серраис.
– Разве я стал от этого счастливее? Они же не в меня влюбляются, а в твою выдумку!
В ответ Шамур лишь крепко, по-дружески, стиснул его ладонь...
Вот так. Так ли, сяк ли - сделанного не разделаешь. И даже боги вряд ли знают, какие из этого проистекут последствия, Мара, девочка моя... прости меня за то, что я исковеркал твою жизнь. Все, что я еще могу подарить тебе в благодарность - лишь забвение... Мина замедленного действия уже тикает в твоем подсознании, но кое-что ты забудешь прямо сейчас - иначе просто не сможешь жить с этой болью.
Забудешь песни еретика Гинтабара и слово "Помнящий", забудешь огонь, целующий твое тело, забудешь, что в этот вечер глаза мои были голубыми, а не янтарными... Спи, госпожа моя, спи...
Он легонько подул ей в лицо. Она тут же приоткрыла влажный рот, словно даже во сне искала его губ, шепнула: "Лазор..."
Правильно, Лазор. Не Серраис. Уже завтра ты не сможешь вспомнить это имя. А через неделю - и не захочешь...
* * *
Когда Мара проснулась, ничто в номере не напоминало о вчерашней мистической оргии.
Исчезли разбросанные по полу карнавальные наряды, свеча стояла на полке и даже не выглядела обгоревшей, а сам Лазор, в своих обычных серых брюках и голубой рубашке, сидел в кресле у стены, листая какой-то журнал.
– Доброго утра, прекрасная Мари, - произнес он своим прежним голосом, в котором ничего не осталось от вчерашнего звенящего серебра.
– С Рождеством тебя! Снились ли тебе сны столь же прекрасные, как ты сама, или после вчерашних бесчинств ты спала как убитая?
– Скорее последнее, - невольно улыбнулась Мара.
– Тогда иди приводи себя в порядок. По случаю праздника о редакции можно не думать, так что весь сегодняшний день - наш. Решай, куда мы сегодня пойдем...
– Лазор!
– почти простонала Мара.
– Сегодня последний наш день - ну зачем еще куда-то идти!
– Здравая мысль, - он кивнул вроде бы серьезно, но в глазах его искрилась неуловимая смешинка.
– Тогда ты не будешь возражать, если я закажу завтрак прямо в номер?
Хлесткие струи воды, казалось, вымывают из сознания пелену наваждения. Мир, пошатнувшийся было вчерашним вечером, снова обретал незыблемость, и Мара уже не была уверена, что ей не почудились
Целующее пламя - примерещится же такое! Гипноз, может быть? Гипноз может заставить чувствовать наслаждение вместо боли, но он не прикажет пламени не жечь тело. Однако вот ее грудь, руки, шея - нигде ни малейшего следа ожогов.
Наверное, она просто лишку выпила там, в молодежном центре - знала эту свою слабость и никогда не пила помногу, но вчера разве возможно было удержаться!
Вода, стекавшая с ее лица, окрасилась в зеленовато-лиловый цвет. При взгляде на эти темные потеки Мару почему-то передернуло.
Когда она, завернувшись в халат, выплыла из душа, на столе уже дымился кофе и шипела яичница с кучей добавок, и Лазор раскладывал сыр по ломтикам хлеба.
– Как тебе вчерашний бал?
– осведомился он с пре- увеличенным спокойствием.
– Не правда ли, чудно?
– Знаешь, после... после того, что было здесь... у меня уже все как в тумане. Помню только, как танцевали и как ты пел. Я даже не подозревала, что ты умеешь петь и играть...
– А на чем? Моя гитара осталась в Ледограде, - легко ответил он.
– Я и вчерашнюю-то у кого-то позаимствовал.
– А жалко...
– протянула Мара.
– Мне так понравилось! Особенно первая, как там: "Наша сказка вечерняя замыкает свой круг..."
– Да ну, - отмахнулся Лазор.
– Не пел уже черт знает сколько, так что вчера безбожно переврал все, что только мог... Тебе намазать хлеб маслом или будешь просто сыр? Я, например, люблю именно всухую...
– Но мне лучше намажь, - Мара откинулась на спинку кресла. Господи, как же все хорошо, и даже думать не хочется, что уже сегодня, в два часа ночи, придет конец этому мимолетному счастью... Нет, жить надо исключительно сегодняшним днем - в конце концов, впереди у них еще пятнадцать часов, целая вечность!
Вскоре после завтрака они снова забрались в постель - но на этот раз Мара взяла на себя всю инициативу. Очарование новизны слегка притупилось, но его поцелуи все так же приводили ее в трепет, особенно когда он касался губами ее груди. Ее же ответные ласки были просто бешеными, словно она хотела вложить полжизни в эти немногие оставшиеся им часы. И в упоении желания возвращалась прежняя четкость и ясность - вот они, руки его и губы, а то, сверхъестественное, всего лишь почудилось...
– Лазор, любимый мой, счастье мое...
На стук в дверь она даже не отреагировала. Тогда дверь скрипнула, и голос Генны вывел ее из любовного дурмана:
– Мара, мой поезд через три часа... Ой, прошу прощения! Я просто хотела забрать веер и шаль, не знала, что ты...
– То и другое на полочке в шкафу, - отрывисто бросила Мара, не желая ни на секунду прерывать самое важное на земле дело.
Из-за распахнутой дверки шкафа Генна искоса взглянула на любовников, которые уже успели позабыть о ней. И тогда, взяв свои вещи, Генна воровато повернула замочек на сумочке Мары...