Золотая герань, или альтернативная история просто Марии с элементами фэнтази
Шрифт:
– Ты сама видела у него этот зеленый паспорт?
– безжалостно допрашивала Мару мать.
– Никакой он не журналист, этот твой Лодор, а самый настоящий проходимец! Скрылся, а ты страдай! Ничего, осталось два месяца...
Но все произошло гораздо раньше. Схватки у Мары начались вечером двадцать пятого августа, в день, когда духота в Дверисе стала уж вовсе нестерпимой. Ее быстро отвезли в лучшую клинику, но после укола схватки не ослабились - по всем признакам это были настоящие роды, хотя до срока, назначенного природой и врачами, оставался еще целый месяц...
– Мало того,
– качала головой акушерка.
– Девочку жалко, такая ведь славненькая! Доктор Йинара, ну пусть он будет у нее как бы не в счет! Три с половиной в карте написано, вот и сочтем его за половинку, а она пусть рожает своих троих от хорошего мужа...
– Вы ничего не понимаете...
– шептала Мара, закусив губы от разрывающей тело боли.
– Просто маленький Лодор устал ждать там, внутри...
Она мучалась целую ночь - а за окном в землю били молнии и бушевала над городом запоздалая, никому уже не нужная гроза - первая и последняя в этом огненном году. Все кончилось с рассветом, когда первые лучи солнца упали в окно родильного зала... лезвие золотое...
– Девчонка!
– как из тумана донеслось до Мары.
– А ведь по всем показателям должен был быть мальчишка!
– А ей и не бывать женщиной, - раздался презрительный ответ.
– Даже если выживет, то дефицит массы, плюс генофонд отца неизвестен - верная стерилизация. Что делать будем? По закону таких можно не выхаживать...
– Крепкая ведь, живая, - возразил еще кто-то.
– Пусть себе живет, раз уж зародилась...
Бешеный ало-золотой туман захлестнул Мару.
– Если умрет моя дочь, - произнесла она сквозь марлевую маску каким-то чужим голосом, холодно и отчетливо, - умру и я. Даю вам честное слово, что у меня начнется кровотечение, которое вы не сумеете остановить! Не боитесь пойти под суд?
– и потеряла сознание...
Ребенок выжил. Да и могло ли быть иначе с дочерью Лазора?
Уже на следующий день к ней пустили отца - мать не смогла вырваться с дежурства. Отец выглядел смущенным.
– Знаешь, тут вчера утром принесли телеграмму... по всему видать, от твоего Лодора.
Но в высшей степени странную - вот, гляди сама, - он поднес бланк к ее глазам, и Мара вздрогнула, прочитав:
"АВЕ МАРИЛЛИЯ ДОЧЬ НАЗОВИ ЛИНДОЙ"
Подписи не было.
– Откуда он мог узнать?!
– отец вскочил со стула, сиделке пришлось тронуть его за плечо, чтоб не беспокоил родильницу.
– На месяц раньше, и ждали сына...
Мара глянула на него с каким-то новым, незнакомым выражением.
– Да будет так, - спокойно ответила она.
– Теперь я знаю, что у меня есть дочь по имени Линда Угнела. Да, она будет носить фамилию своего отца, даже если это не настоящая его фамилия. Я так хочу.
– Но мы уже решили крестить ее как Элеонор, по дню рождения...
– в первый раз в жизни Имар Юлантис смешался перед своей дочерью, доселе воском в его руках.
– Тоже хорошее имя, - ответила Мара столь же спокойно.
– Святая покровительница Гинтары, как-никак. Что ж, пусть будет Линда-Элеонор великолепное имя!..
Потянулись послеродовые дни. Мара оживлялась, лишь когда маленькую
В ночь на первое сентября Мара внезапно проснулась - сиделки в комнате не было, отлучилась куда-то. Превозмогая слабость, она впервые без посторонней помощи встала с кровати и сделала два шага к окну. Крупные звезды конца лета глядели ей в глаза, тревожно мигая...
"В небе звездные россыпи..." - вспомнилось ей внезапно.
Все время после разлуки с Лазором пыталась она вспомнить эту его песню, но безуспешно. А сейчас слова вдруг сами пришли на ум - и вместе с ними вся колдовская сладость того вечера накануне Рождества...
И меж синими соснами Мы простимся навек...
Пощади, пощади меня, Господи - Отключи, отключи этот свет! Мара уже не замечала, что шепчет вслух эти слова, как молитву, бездумно глядя в глаза ночи.
– Пусть все в жизни нарушится, и умолкнет душа - отлучи, отлучи от минувшего, чтобы боль навсегда отошла!!!
– это она почти выкрикнула, словно в лицо богу, в которого никогда толком не знала, верит или нет...
В следующий миг звезды перед ее глазами погасли.
Погас весь мир.
...Ее нашли утром в глубоком обмороке на полу возле кровати. "Ну разве можно быть такой безрассудной, у вас же были досрочные роды, вы еще так слабы, придется нам еще недельку подержать вас у себя..." Она не спорила.
Действительно, глупая неосторожность, каприз...
После этого эпизода она снова стала той Марой, какой была до поездки в Плескаву: спокойной, серьезной, положительной. Словно и не было ничего. Все ее родственники и знакомые вздохнули с облегчением: значит, действительно в ее заскоках была виновата лишь беременность.
О Лазоре она старалась вспоминать пореже - было и прошло, обычная выездная связь, а что забеременела - так не его вина и не моя. И "Двадцать семь признаков боли" вместе с фотографией отправились в дальний ящик письменного стола. Будем трезвы - вечная любовь бывает только в сериалах, а в жизни главное - выйти замуж подобающим образом.
Вскоре и случай представился - лучший аспирант отца Леопольд Ковенски начал за ней ухаживать.
Солидный молодой человек, подающий большие надежды, да и генетические показатели прекрасные - два с половиной, то есть три в случае удачной партнерши. Даже Линда в качестве приданого Мары не пугала его - денег хватит, и ее вырастим...
Вот только лепка скул у девочки была совсем не материнская, а прямые и жесткие волосы, на которых не держались ни банты, ни заколки, имели явственный золотой оттенок. Кто-то из гостей сказал однажды - медовый, Мару отчего-то передернуло. А еще... мелочь, конечно, но Линда обожала играть с крапивой. Сорвет листок и теребит в пальцах, а то и в рот засунет - как только не обожжется!
Генна после той поездки неожиданно выгнала вон всех своих многочисленных ухажеров и целиком ушла в живопись и в работу в объединении "Летта"