Золотая химера Борджа
Шрифт:
— Князь плохо себя чувствует, — забеспокоился проводник. — Мне кажется, что вы выглядите не так хорошо, как вчера.
— Пустяки, дорогой Альбер, — улыбнулся Альдо. — Я никогда не сплю в поезде.
Святая ложь. Не было другого места в мире, где бы Альдо спал так сладко, как в спальном вагоне, убаюканный стуком колес. Альбер ушел, и он отправился взглянуть на себя в зеркало. Только что, бреясь, он думал о другом и не обратил на себя внимания. Альбер был прав, сказав, что выглядит он не блестяще. Трудно было ждать другого после такой бурной ночи… Эта бессонная ночь стоила двух. А если учесть, что и предыдущая была не из лучших… Он тоже почти не спал,
«Континенталь» предложил Альдо все, что он от него ждал: тихую комнату, большую ванну, которую он немедленно наполнил восхитительно теплой водой с душистой лавандовой солью, легкий ужин, который ему подали в номер, и, наконец, кровать, где могли бы поместиться даже трое. Альдо погрузился в ее мягкую белизну, словно в облако, и заснул без сновидений. После двенадцати часов сна все встало на свои места. Альдо принял холодный душ, плотно позавтракал и почувствовал, что свеж, как огурчик, и готов наслаждаться жизнью, как и раньше.
Свою ночь с Полиной он постарался упрятать в самый дальний уголок памяти. Она была слишком хороша, чтобы просто забыть о ней, как и та, другая, в отеле «Риц», как и раннее утро в Ньюпорте, но он поклялся себе, что четвертой не будет. А значит, он постарается во что бы то ни стало избегать Полины. Пусть это будет нелегко, но его душевное спокойствие и душевный покой Лизы того стоят. И вдруг он с удивлением поймал себя на том, что никогда еще с такой нежностью не любил свою жену.
— О своей любви ты мог бы вспомнить чуть раньше, — проскрипел внутренний голос Альдо, который время от времени с ним заговаривал, правда, Альдо обычно его не слушал.
Однако на этот раз решил не отмалчиваться.
— Хорошо упрекать, когда грех уже совершен. Что, по-твоему, я должен был делать, когда в дверях появилась сияющая Полина? Затолкать ее обратно в купе и запереть дверь на задвижку?
— Конечно, я понимаю, ситуация нелегкая. К тому же, как только ты узнал, что она в Париже, ты стал сгорать от желания обнять ее.
— Ну, вот видишь! Сам понимаешь, что…
— Ты мог хотя бы не говорить, что любишь ее.
— Но я действительно любил ее… в ту минуту.
— А что будет потом? Ты понимаешь, что ты наделал, прошептав ей на ухо эти три словечка, которые никогда не говорил ей раньше? Она спрятала их в своем сердце и унесла как величайшее сокровище! Ради тебя она готова на все!
— Не стот преувеличивать.
— Я ничего не преувеличиваю, и ты это прекрасно знаешь. Что она тебе шепнула после последнего поцелуя?
— Ну-у… что она меня любит.
— А еще что?
— Сказала, что… навек.
— Хочешь ты или нет, но для нее ты возлюбленный, а это значит…
— Хватит, не начинай все сначала. Я и без тебя знаю, до чего тяжело жить с угрызениями
Укрепившись в благих намерениях, Альдо спустился в холл, расплатился по счету, вызвал такси и поехал на вокзал. Поезд уходил в четверть третьего, он вполне мог позавтракать в «Континентале», но ему не хотелось идти в бар или ресторан из опасения встретить кого-нибудь из знакомых. Не хотелось отягощать себя еще какой-нибудь ложью. И он ограничился привокзальным буфетом, где взял порцию лазаньи, бокал «вальполичеллы» и кофе. Потом купил газету и отправился на перрон. Подождав немного, сел на поезд, который, сделав по дороге несколько остановок, доставил его в Венецию. В родной город он приехал в семь часов вечера и поздравил себя с тем, что не видит вокруг ни одного молодца в коричневой рубашке.
Начальник вокзала, исполненный почтения к именитым гражданам города, отправил помощника забрать вещи Морозини в камере хранения и нанять для него катер, который доставил бы его до дома. Альдо не сообщал о своем приезде, поэтому и не ждал, что Зиан будет ждать его на одном из их собственных катеров. Предвкушая улыбки, которыми его встретят, Альдо со спокойной душой мчался к родному дому.
Надо было видеть изумление, написанное на лице Ги Бюто, который первым увидел Альдо, вернувшегося домой. Ги шел с какими-то бумагами по вестибюлю.
— Альдо?! Вы откуда?
— С поезда, разумеется. Откуда еще я могу быть?
— С какого поезда? Не с Симплон-Орьент-экспресса — точно! Сегодня он не приходит. А вчера вы с ним не приехали!
— Кто вас предупредил, что я еду?
— Мадемуазель дю План-Крепен сообщила нам по телефону, что вы выехали из Парижа. Не стойте на сквозняке! У нас собачий холод! Пойдемте к вам в кабинет. Захария! Чашку горячего кофе вашему хозяину, и поскорее!
— Господи! Нашелся! Слава тебе, Боже! А мы тут места себе не находим!
— Не вижу причин, с чего бы вам так волноваться! Кстати, принесите мне воду с коньяком, а не кофе!
Как все виноватые, Альдо уже чуть ли не сердился и в кабинет влетел как ураган. Увидев его, Анжело Пизани, его секретарь, который расставлял книги в шкафу, чуть не подпрыгнул от неожиданности.
— Дон Альдо! Какое счастье, что вы нашлись!
— Да что вы, черт побери, все заладили? С какой радости вы решили, что я пропал? Кто сказал, что я приеду на экспрессе?
Альдо с размаха бросился в любимое кресло, посылая про себя ко всем чертям План-Крепен и желая ей попасть в ад!
— А Лиза где? — прогудел он сердито.
Но Ги Бюто слишком хорошо знал своего ученика, чтобы обмануться насчет его праведного гнева. Он рассмеялся и тоже налил себе рюмочку коньяка.
— Если вы немного успокоитесь, у меня появится возможность вам все объяснить.
— Давайте! Объясняйте! А я-то хотел сделать вам сюрприз…
— Что хотели, то и сделали, — успокаивающим тоном произнес Ги. — А теперь объясняю: позавчера Лиза получила телеграмму от домоправителя своего отца. С господином Кледерманом случился приступ, он попал в больницу. Лиза сразу же позвонила по телефону и сообщила, что приедет первым же поездом, а затем позвонила госпоже де Соммьер, с тем чтобы предупредить о своем отъезде вас. Но не успела, поскольку мадемуазель дю План-Крепен сообщила ей, что вы уже едете в Венецию. Лиза, само собой разумеется, предупредила всех нас о вашем приезде, прося, чтобы вы сразу ей позвонили… Сразу, то есть вчера вечером.