Золотая химера Борджа
Шрифт:
— Ну, где же ваша вежливость, господа? Мы пришли послушать замечательную певицу, согласна, но это вовсе не значит, что нужно говорить только о ней! Мы все здесь, и у всех у нас есть уши, чтобы отдать должное ее таланту.
— Я прошу прощения, — проговорил Корнелиус, — но ведь вы не можете не признать, что перед нами великолепная артистка!
— Я признаю все, что вы пожелаете, если вы мне нальете еще шампанского! Оно тоже великолепное!
И разговор наконец переключился на другую тему… Но Адальбера, погрузившегося в экстатическое состояние, это не коснулось.
Завершился
Выйдя в коридор, они окунулись в толпу восторженной публики, но, очевидно, у американца был особый дар прокладывать себе дорогу, потому что он сам и его гости, к которым поспешил присоединиться Фанкетти, не вызывая особых возражений, ловко продвигались в нужном направлении. И вот перед ними заветная дверь, которая открылась и закрылась. Не вошла в нее только Мари-Анжелин. Она заявила, что умирает от жары, и опустилась на табурет в коридоре, предназначенный для дежурного пожарника.
Уборная — не сомневайтесь, самая роскошная — напоминала сейчас оранжерею, столько в ней было цветов, в основном роз и камелий, а на туалетном столике перед овальным зеркалом в раме из электрических лампочек лежали разнообразные коробочки и ларчики. Примадонна, успевшая сменить ночную рубашку последнего акта на изящный городской костюм, приняла своих гостей стоя. Вблизи, еще в сценическом гриме, который придавал ей бледности и выделял чудные темные глаза, она уже не казалась такой юной, но красота ее ничуть не померкла. Торелли засверкала ослепительной улыбкой, когда Уишбоун представил ее маркизе де Соммьер, и с благодарностью приняла ее искренние похвалы. Более сдержанная улыбка была обращена Полине, но, когда пришел черед поклониться Альдо, лицо дивы стало холодным и замкнутым.
— Какая честь для меня, что князь Морозини навестил меня. Я и надеяться не могла на такое чудо.
Ее сухой резкий тон неприятно поразил добродушного Корнелиуса, и он поспешил ответить:
— Что вы такое говорите, мой добрый прекрасный друг? Разве вы никогда не встречались?
— Представьте себе, что нет! Когда я пела «Тоску» в «Ла Фениче» и пригласила князя прийти на мой спектакль, он ответил мне грубостью.
— Пригласили? — невольно возмутился Альдо. — Записка, которую я получил, содержала вовсе не приглашение, а требование и даже приказ явиться в театр совсем по другому поводу. Но приказной тон не для меня.
Он едва поклонился и уже повернулся, чтобы уйти, но огорченный Корнелиус схватил его за рукав.
— My God! Да что тут происходит? Князь, подождите! Разве не вы, милый мой добрый друг, посоветовали мне обратиться к князю, расхваливая его познания в обасти антиквариата?
— Разумеется, я. Когда мне нужен поставщик, я всегда выбираю лучшего. Хотя, к сожалению, он оказался не на высоте. Сколько еще времени я буду ждать свою химеру?
— Вашу химеру? Не думаю, что у вас есть право владеть ею.
— А право наследования? Вы будете его отрицать? Я происхожу от Чезаре Борджа и его сестры Лукреции. Где вам знать, что мой дальний предок — то самое «дитя Рима», тайну
— Тайну, кто именно его отец: Чезаре Борджа или папа Александр? Какая разница, если в обоих случаях речь идет об инцесте. Действительно, вам есть чем гордиться.
— Он был воспитан в Риме как принц.
— Да будь он коронован императором, стал бы королем или папой, в моих глазах ему это ничего бы не прибавило. У меня нет намерения терять и дальше мое драгоценное время. Имею честь, мадам!
Морозини отвесил прощальный поклон, но Корнелиус чуть ли не со слезами на глазах вцепился в него.
— Вы же не оставите меня? Нет? Вся моя надежда только на вас! В ваших руках мое счастье.
Альдо сочувственно ему улыбнулся и положил руку на плечо:
— Дорогой мой Корнелиус, поверьте, если бы я был уверен, что способен обеспечить вас счастьем, я бы продолжал поиски вопреки всем обстоятельствам, но давайте посмотрим правде в глаза. Эта женщина не собирается выходить за вас замуж, что бы вы ей ни подарили. Вы можете себе вообразить, что она откажется от огней рампы, от славы и погребет себя в глуши Техаса? Ее красота — ловушка, одна из самых опасных, какие только готовит ад.
— А тебе не кажется, что ты сильно преувеличиваешь? — возмутился Адальбер, слушая разговор со все возрастающим негодованием.
Вмешательство друга рассердило Альдо.
— А тебе не кажется, что ты вмешиваешься в чужой разговор?
— Господа! — подала голос маркиза, стукнув об пол тростью. — Мы здесь достаточно повеселились. Довольно! Проводи нас, Альдо.
— Как вам будет угодно, тетя Амели. Мадам! — Альдо еще раз на прощание кивнул.
Оскорбленная Полина, которая предпочла молчание, чтобы не подливать масла в огонь, вышла вслед за маркизой и Альдо, и они с трудом стали прокладывать себе дорогу в толпе поклонников, запрудивших коридор. Наконец добрались и до Мари-Анжелин, которая по-прежнему восседала на табурете пожарника.
— Ну что? — спросила она. — Вы довольны?
— Очарованы, — насмешливо отозвалась маркиза. — Удивительная женщина! Жаль только, что дурно воспитана.
— Неужели поссорились? — удивилась План-Крепен, пристально вглядываясь в их сумрачные лица.
— Трудно назвать это ссорой, — вздохнула Полина. — Певица в одно мгновение превратилась в гарпию, и Альдо воздал ей по заслугам, не допустив при этом ни малейшей некорректности.
— А где же Адальбер?
— Боюсь, что у него появились проблемы, — покачал головой Альдо. — Точнее, у меня. Адальбер перешел в стан врага вместе с обозом и знаменами.
— Господи! Да неужели вы поссорились… из-за этой женщины? — не поверила Мари-Анжелин.
— Боюсь, что именно так. В этот вечер Адальбер стал жертвой своей очередной безумной влюбленности, опустошительные последствия которых мы уже не раз наблюдали. Вы, надеюсь, не будете плакать? — забеспокоился Альдо, ласково погладив по щеке Мари-Анжелин.
— У страха глаза велики, — улыбнулась Полина, — я думаю, бояться не стоит. Адальбер скоро опомнится. Он же пришел в себя после своей любви к Алисе Астор. Сначала рассыпался в прах, потом восстал из пепла.