Золотая клетка для синей птицы

Леонтьев Антон Валерьевич

Он говорил и говорил, и вот его рука снова как бы невзначай коснулась Светланиной. Ухтомина произнесла:

– Кажется, мы слишком долго болтаем и теряем драгоценное время, Паша. Вы же обещали завезти статью в редакцию.

– Да, я лечу, – сказал он. – Но прошу вас об одном – пообещайте мне, что мы сегодня еще увидимся! Я хочу, Света… В общем, не имеете ли вы ничего против, если мы с вами выберемся куда-нибудь? В клуб или ресторан, например…

– Согласна, – произнесла Ухтомина. – Но для этого вы должны принести мне благую

весть. Понимаете, Паша, мне нужна эта статья. Она для меня все…

– Но почему? – спросил тот. – У вас что, личные счеты с Владимиром Стаховским? Или хотите позлить Кристину?

Светлана покачала головой:

– О нет, я приняла решение, и не в моих принципах отступать от задуманного. Когда все уладите, позвоните мне, я буду ждать.

Он позвонил двумя часами позже и произнес, задыхаясь от восторга:

– Все улажено! Главный хочет видеть вас у себя завтра утром. Сказал, чтобы мы молчали, как партизаны, никто не должен знать, что статья выйдет через два или три дня.

– Очень хорошо, – произнесла Светлана. Ну что же, вот и все. Она добилась того, чего хотела, а что последует за этим…

– А как же ваше обещание? – спросил Павел. – Вы же не шутили, когда соглашались уделить мне сегодня время и немного развлечься?

– Мне нужен час, – ответила Ухтомина. – И подавайте карету…

Когда ровно час спустя Павел заехал за ней, то, увидев Светлану, так и остался стоять на пороге, раскрыв от изумления рот.

– Вы прелестны, – пролепетал он наконец. – Ангел, само совершенство, богиня…

Ухтомина не любила вечеринки и тусовки, однако иногда, очень редко, это доставляло ей удовольствие. Немного косметики, короткое черное платье и золотая цепочка, но этого хватило, чтобы она преобразилась. Светлана знала, что умеет оказывать на мужчин магическое воздействие. Их манит не только ее имя, но и красота.

Последний штрих – занятный браслет, белое золото с серебряными слониками, висящими на цепочках, тридцать штук, который отец когда-то преподнес маме. Глазки слоников сделаны из крохотных шлифованных самоцветов, у каждого слоника свой камень. Геннадий Петрович, перед тем как попрощаться с дочерью, сказал ей:

– Света, будь с ним осторожна. Я имею в виду этого хлыща. Он мне не нравится… Но я понимаю, что ты давно не школьница, у тебя своя жизнь. Всего хорошего!

Светлана знала: отец никак не может смириться с тем, что она рано или поздно расстанется с ним и начнет собственную жизнь. Она понимала, что ему нужна, но не жертвовать же ради этого собственной молодостью. С другой стороны, он сам так и поступил, когда оказался один с тремя маленькими детьми на руках после трагической смерти жены. Светлана ни за что не оставит отца одного, но и не откажется ради него от личной жизни.

– Все будет в полном порядке. – Она поцеловала Геннадия Петровича в щеку. – И не волнуйся, если я задержусь. Не жди меня, ложись спать.

– Ты же знаешь, что у меня все равно

бессонница, – со вздохом сказал Ухтомин. – Но есть три стопки газет и журналов, так что будет, чем заняться. И Света, дочка… Ты же понимаешь, как ты дорога мне. Обещай, что все будет в порядке!

– Обещаю, – ответила Светлана.

Вечер с Резниченко превзошел все ее ожидания. Он пригласил Ухтомину в закрытый клуб, где она еще ни разу не была. Когда она удивленно спросила, увидев, что Павла приветствуют, как завсегдатая, часто ли он здесь бывает, тот неопределенно ответил:

– Иногда мне хочется расслабиться…

Судя по тому, с каким фривольным весельем обращались к нему некоторые из дам в клубе, Светлана ревниво отметила, что расслабляется Павел зачастую и в их обществе, но почему она на это так реагирует, как будто… Как будто неравнодушна к Резниченко.

– За наш успех, Света, – провозгласил он, когда им принесли шампанское. – Я ведь думаю, что ты… ты ничего не имеешь против, если мы отметим публикацию. И давай наконец-то будем говорить друг другу «ты», а то как-то странно получается…

Резниченко великолепно танцевал, и Светлана, которая давно не выходила в свет, получила колоссальное удовольствие. Она чувствовала, что несколько раз его рука соскользнула чуть ниже, чем следовало, но делала вид, что не замечает этого.

Когда настала пора медленных танцев и в клубе замерцали темно-фиолетовые и рубиновые блики, Павел поцеловал Светлану. Она ответила на поцелуй.

– Света, – прошептал он. – Я без ума от тебя… ты именно та, кого я искал. Поехали ко мне…

Светлана пришла домой утром. Прошла ночь, полная небывалой страсти. С Павлом она рассталась у подъезда. Он нежно поцеловал ее и произнес:

– Я буду тебя ждать. Сегодня в десять у главного.

– Тебе лучше со мной не подниматься, мой отец немного старомоден и никак не может смириться с тем, что мне уже тридцать. Я для него маленькая девочка, которую нужно защищать и оберегать. Он настроен враждебно ко всем моим кавалерам, так было всегда. Пару раз мне делали предложение, и я отказывала женихам, как теперь понимаю, под нажимом отца. Мне не хочется его опять провоцировать. – Если он думает, что заставит меня отказаться от тебя, то ошибается, – произнес Павел, и Светлана уловила в его тоне жесткие нотки. – Я могу его понять. Он тебя любит. Но и я тоже…

Геннадий Петрович встретил дочь на кухне, где он сидел с ворохом газет и журналов. Судя по всему, он так и не ложился спать. Перед ним стоял кофейник.

– Привет, папа, – произнесла Света. – Как дела?

Ухтомин ответил со скорбным видом:

– Надеюсь, что у тебя все в порядке, дочка. Я жду тебя уже четырнадцать часов и двадцать семь минут. Ты могла бы позвонить и предупредить, что задержишься. А то мне в голову лезут страшные мысли, я все вспоминаю тот день, когда… Когда мне позвонили и сообщили, что Таня умерла.