Золотая лихорадка
Шрифт:
— Ты себя считаешь ребёнком или взрослым?
— Пить хочется, кола есть?
— Не держу.
Подросток на четвереньках пополз к холодильнику и, достав из него чай улун в пластиковой бутылке, стал пить прямо из горлышка. Канамото увидел в этом и что-то детское, и хитрую уловку, предпринятую, чтобы прикинуться ребёнком и отвлечь внимание от темы разговора.
— Такты взрослый или ребёнок? — переспросил Канамото.
— Ясно же, что ни то и ни другое.
— А если надо выбрать что-то одно? — вздохнул Канамото. Опустошённость и разочарование сделали морщины на его лице более заметными.
С тех пор как подростку исполнилось девять, он не думал о себе как о ребёнке, но, если бы его спросили, он не признал бы себя и взрослым тоже.
— Не хочешь говорить? По мне, если ты ребёнок, то можешь помалкивать, кто бы ни спрашивал и о чём бы ни шла речь. Но у взрослых бывают моменты, когда приходится отвечать, как бы это ни было неприятно, и особенно — если ты у кого-то в долгу. Кадзуки-сан, разве ты не оказался мне обязан после того случая, недавно, — помнишь? Но если ты считаешь себя ребёнком, можешь не отвечать, ведь это уже и есть ответ.
— Так ведь я же и говорю, что я ни взрослый, ни ребёнок. Мне четырнадцать лет!
— Я считаю ребёнком того, кто ждёт, когда вырастет, чтобы тогда уж и стать взрослым. Что получается? Человек уверен, что он ещё ребёнок, оттого и ждёт. Общество считает, что есть определённый возраст взросления: с восемнадцати лет или же с двадцати лет… А несовершеннолетним ведь многое запрещено, верно? Алкоголь, сигареты, вождение автомобиля, секс, да мало ли ещё? То ли они хотят этим сказать, что для роста все эти вещи вредны, то ли считается, что организм ещё незрелый. Но ведь не все же взрослеют в одно время. Совсем не редкость, что некоторые дети, хоть и несовершеннолетние, сами себя считают вполне взрослыми. Мне кажется, что такие дети представляют родителей, учителей и всех в мире взрослых дураками. Они думают, что старшие не взрослее их. И в самом деле, много по свету болтается незрелых взрослых. Как только ребёнок их признаёт идиотами, ему становится невмоготу оставаться ребёнком, так я думаю. Так что совсем не удивительно, что многие несовершеннолетние воображают себя взрослыми. Они хотят разрушить всё на свете, и даже то, что называется «государственный переворот», они вполне могут устроить. Но я-то хочу сказать, что ещё вопрос — на самом деле они повзрослели или нет? Если ты на самом деле уже вырос, то можешь быть взрослым и в десять, и в четырнадцать лет, пожалуйста. — На этом Канамото прервался и глотнул джина. — Кадзуки-сан, я думаю, решил, что он уже взрослый, ведь так? Ты понял, что и способности у тебя как у взрослого, и желания, — да?
«Именно так, но дальше-то что?» — хотелось спросить подростку. Ведь с девяти лет он действительно считал всех взрослых дураками. Отец, мать, учителя, сотрудники «Вегаса» — все они казались ему тупыми, лживыми, подлыми. А самое главное то, что они ему лишь мешали. Он стал взрослым в девять лет.
— Ну и как? Возьмём одно только управление «Вегасом» — ведь это очень трудно. Конечно, причина и в том, что у Кадзуки-сан сил маловато, но ещё я думаю, что взрослые не желают, чтобы ими вертел ребёнок. Они этого не терпят. Всё приводится в движение, когда приводятся в движение люди, а это и взрослому-то тяжело, страшно тяжело. Вот почему детям остаётся лишь спокойно учиться в школе и ждать, пока они повзрослеют.
— Да разве можно повзрослеть в школе? Канамото, ты так говоришь потому, что тебе неизвестно, что это за кошмар — школа.
— Можно в школе повзрослеть или нет, я не знаю. Но если в школе нельзя, тогда где же ещё взрослеть? Конечно, я тебя понимаю, по крайней мере, понимаю, что такое школа. Но, к сожалению, другого-то ничего нет! Разве есть что-то другое?
— Не хочу я туда ходить.
— Ну хорошо, раз не хочешь, пусть так. Но тогда ты должен сам найти что-то вместо
Что было бы, если бы Хидэтомо, который разрешал подростку не ходить в школу, пустил его в «Вегас» не в качестве директорского сынка, а просто как обычного работника? Это не по закону, но, если бы он там начал с заправки автоматов шариками да с уборки туалетов, не случилось бы того, что теперь. Если бы его заставляли целый день работать и платили столько же, сколько и взрослым, признавая таким образом его самостоятельность и готовя к роли преемника, он, может быть, и проявил бы к пятнадцати годам способности, необходимые главе филиала.
— По крайней мере, то, что ты не можешь руководить фирмой, ты теперь понял. Кадзуки-сан, ты должен был унаследовать «Вегас» после того, как повзрослеешь. А до этого тебе необходим был отец.
Но чего же ему недостаёт, чтобы считаться взрослым? Почти все его проблемы возникли из-за того, что взрослые считают его ребёнком и не допускают в свой круг, и в конечном итоге это потому, что у него нет авторитета, чтобы распоряжаться людьми. Прежде всего нужно научиться разговаривать, чтобы, как Канамото, безгранично властвовать над людскими сердцами, а ещё нужно знать законы. Подросток ещё раз дал себе слово изучить законодательство, не только торговое, а всякое. А разговаривать так, чтобы навязать людям свою волю, его мог бы научить Канамото. Хорошо бы, чтобы иногда он позволял у него переночевать, ведь он же ему как учитель. Подростку нравилось в нём всё: то, как он пьёт джин, тембр голоса, напоминающий ржавое железо, жёсткость — то, что он словно чувствует своё превосходство. Подросток очень хотел понравиться Канамото. Что же он может сделать для этого? Как завладеть сердцем этого человека? Подросток смотрел в лицо Канамото почти влюблёнными глазами.
— У меня есть золотые слитки. Тебе нужно?
— Вот как? А откуда они у тебя? — Канамото вспомнил, как когда-то, в туннеле под эстакадой, мальчишка спросил его о цене золота. Тогда же он отдал ему гольфовую клюшку. Сугимото говорила, что он клюшкой насмерть забил доберманов. Это было в тот самый день.
— Дедушка перед смертью сказал, что он их оставляет не папе, а мне. Он говорил, что это даже лучше денег. Тебе надо?
— Не надо.
— Почему? — Он тут же пожалел, что спросил, но не спросить не мог.
— А что я с ними буду делать? Ведь ты, Кадзуки-сан, даришь их мне, потому что тебе они не нужны. Возьми, боже, что нам не гоже… Такое и говорить-то не стоит.
— Ты меня ненавидишь, да?
Канамото молчал.
— Стань моим папой! — Эти слова слетели с языка неожиданно, подросток и сам не понял, что он говорит.
У Канамото защемило сердце от этого простодушного лица, оно принадлежало даже не четырнадцатилетнему подростку, а ребёнку четырёх-пяти лет. Этот ребёнок давно уже нуждается в ком-то, кто заменил бы ему мать и отца, в сильном взрослом человеке, которому можно было бы довериться. А может быть, ему нужна нежная и тёплая рука, которая защитила бы, нужен взрослый человек, который ни за что его не предал бы, который принял бы всё. Когда-то они играли в «золотом квартале» в прятки, и, если Канамото приходилось прятаться слишком долго, он выглядывал из-за угла какого-нибудь бара и видел мальчика столбом стоящим посреди дороги с крепко сжатыми кулаками — так ребёнок пытался побороть свои страхи. Канамото мяукал по-кошачьи, и мальчик, озираясь по сторонам, шёл в его сторону. То, как при виде его ребёнок бросался навстречу, обнимал и цеплялся за руку, Канамото и сейчас отчётливо помнил, вплоть до ощущения прикасающейся детской щёчки. «Раз-два-три-четыре-пять, иду искать…» — пока этот ребёнок считал, уткнувшись лицом в дерево, ему исполнилось четырнадцать, но неужели в действительности он всё тот же пятилетний малыш, стоящий посреди дороги? «Стань моим папой…» — Канамото прогнал от себя звенящий в ушах сладкий отзвук этих слов.