Золотая лихорадка

Задорнов Николай Павлович

* * *

– Так ты президент? – спросил Оломов, когда с Тимохи сияли кандалы и он уселся.

– Нет, этого не было, – кротко ответил Тимоха.

Его чистые глаза смотрели открыто и с оттенком ласковости, у Тимохи бывало иногда нежное выражение лица. Он по натуре был человеком добрым и мягким. Несколько редких рябин на лбу и щеках чуть поблескивали от едва проступавшего пота. Тимоха сидел, закинув нога на ногу и крестом сложив на колене освобожденные, но бессильные руки. Ему нравилось, что разговаривают

с уважением, как с равным. Солдат приносил ему сегодня теплой воды и хорошего мыла, такое же продавалось на прииске. Тимоха помылся впервые с тех пор, как его арестовали. Все было бы хорошо, но его тревожило здоровье сына, его грыжа, и что теперь парню придется много работать, семья останется в бедности.

– Как же не было, – сказал Оломов, – когда мы знаем, что был у вас избран президент.

– Это в шутку так называли. Вот, примерно, Бердышова зовут Ванька-тигр. Не растет же на нем шерсть на самом деле, не в клетку же его сажать. У нас и слова этого никто не мог выговорить. Президент! А все говорили «презвидент»! Думали, что вроде хозяин на резиденции.

– А ты выговариваешь?

– Я – когда как.

– А знаешь, чье это слово?

– Взято с американского языка.

– Вот видишь! А ведь у них в Америке нет императора. У них власть выборная и во главе стоит президент.

– Скажи пожалуйста!

– Вот какие подлецы! – добавил Оломов.

– Да-а… Это… Прямо… А в газетах пишут, что, мол, президент.

– Да. Такие сообщения печатаются.

– Люди начитались, имя в диковину, давай смеяться. Высмеяли меня.

– Нет. Это подражание тому самоуправству, что было на Желтуге. Стремление выразить противозаконность.

– На Желтуге было много городских. Они на самом деле Голованова в президенты выбрали. У них в Благовещенске газету печатают.

– А для чего ты мыл? Какая цель?

– Хотел разбогатеть.

– Зачем тебе?

– Нанял бы батраков, а сами могли бы не работать.

– А другие зачем?

– Да все так. Каждому надоело. Отдыхали бы. И лечились. Теперь спирт дешевый. Была бы установлена справедливость.

– А у тебя не было городских?

– Нет. Этих не было.

– А куда же делся статский советник?

– Кто же его знает… Ему, наверно, совестно, он сбежал, доказательства у него не было. Он, видно, зря побеспокоил ваше превосходительство.

– Ты откуда слышал, чем он и как побеспокоил?

– Просто так. Думаю, че бы вы вспомнили его.

– А может быть, его убили? Свели счеты? Ну, быстро отвечай!

– Конечно, может быть. Но ведь зря не убьют. Зпачит, была грёза. А скорей всего жив, сам сбежал. Мне бы доложили наши, если что…

– Ты же под стражей.

– Это не мешает, – ответил Тимоха и невольно вздохнул.

Он и сам думал, что толстяка по кличке «Советник» кто-то стукнул. «Значит, не зря. Доносчиков как-то всегда люди узнают…»

Вошел Телятев и втиснулся на диванчик за столом.

– Черт

вас возьми, слиберальничали мы с вами! – с досадой сказал Оломов. Он взял из раковины и сунул в рот окурок от сигары. – Так кто Камбала? – обратился он к Силину строже.

– У Камбалы нос приплюснут, от этого широк лицом. Скулы у него. А есть еще человек – Скула. Был еще Чилимсик – рыженький такой. Молодой Горностай, сед, с клочьями чернявыми в бороде и ходил в черной рубахе. Еще Акула.

– Ты был мирный пахарь! – сказал Телятев. – Ведь я знал тебя! Я тебе как отец был!

– Живо завелась у них мода – широкие шаровары, как у цыган, и длинные рубахи.

– И сигары?

– Да, манильских этих сигар было дивно! – кивнул Тимоха на раковину с полукольцами пепла.

– Как же ты три года жил рядом с человеком и не знал его? Как его зовут хотя бы, имя и отчество? Говорят, он китаец?

– Я как-то не отличал. Вроде смугловат. Я в лицо не смотрел, нужды не было, и не присматривался.

– Рядом жил и не смотрел. И ни знал имени и как величают!

– Это верно. Да ведь мы дело делать собрались, работать, а не величаться. У нас мало разговаривали. И нам мало важности – кто. Верил бы в бога и был царю слуга.

– А выбрали власть?

– Власть для порядка, а не для разговоров. Они что надо – сделают, а дела нет – пройдут мимо, и все. Полиция у нас сами были работники, трудились сами, каждый старался. А вот про инструмент вы спросили. Но ведь не видно скрозь землю, чем он там роет. Может, кто и пятерней, и пальцами схватит! А с людьми мы знакомились и не пускали, если какое подозрение. Вот вы же, ваше превосходительство, тоже стараетесь произвести справедливость, мы это понимаем.

– Понимаешь, а путаешь. Ты мне ни на один главный вопрос не ответил.

– Руки о тебя пачкать не хочется! – вдруг краснея, сказал Телятев. – Да от своего не уйдешь…

– За что же?

– За революцию.

Тимоха стих, повесил голову и убрал руки с колена.

– Кузнецовская сторона почему так названа? – спокойно продолжал Оломов.

– Васька Кузнецов там приказчик от фирмы.

– Он сын Кузнецова? А что вы скажете? Вы знаете эту семью?

– Я их всех не могу упомнить! – ответил Телятев.

– Я паспорта не смотрел, – сказал Силин. – У нас полприиска, может, Кузнецовы, кто их разберет! Еще, наверно, Ивановых много, Лемеховых…

– А Силиных?

– Я один.

– А где сын твой? – спросил Телятев.

– Сын грыжу нажил.

– Лишнего много болтаешь, а главного все не говоришь!

– Намолчались, поэтому… Спрашивайте еще, я в аккурат отвечу, ваше…

– Мыл золото? Сам мыл?

– То есть почти не мыл. Разговору больше.

– А как же у тебя отняли пять фунтов рассыпного золота?

– Нет, это артельное.

– А кто в артели был?

– Да Акула был, Хорек, Гуран…

– Кто Акула, как? Фамилия его?