Золотая лихорадка
Шрифт:
Потом вскинул голову и, наклонившись ко мне, таинственным голосом проговорил:
— Хотите политический анекдот про Вовочку?
Мрачный мужчина, сидевший рядом с ним, покачал головой и проговорил:
— Может, вам нужно освежиться, Геннадий Ильич?
У него был глухой бесцветный голос, да и сам он был какой-то бесцветный, незапоминающийся. Но в глазах — совершенно трезвых — мерцала холодная, проницательная насмешка. Вероятно, такими раньше и были наиболее влиятельные партийные функционеры, «серые кардиналы» КПСС.
В
— Н-нет, что вы! Вот лучше послушайте анекдот. Значит, так. Сочи. Знойный полдень. П-пляж… На песке лежит редкой красоты обжа… обна-жен-ная женщина. Проходящий мимо старикан останавливается и принимается восторженно созерцать этакое чудо природы. А она и говорит: «Что ты смотришь на меня, старый хрен! Я ваще фригидна… холодна как рыба». В ответ старпер пришлепывает губами и кряхтит: «Э-эх… и хороша же в жаркую пору холодная рыба да под старым хреном!»
Последнюю фразу Геннадий Ильич произнес буквально на одном дыхании, выразительно посмотрел на меня, а потом захохотал, прикрыв от удовольствия глаза.
Я тоже не смогла удержаться от смеха, пусть даже довольно сдержанного: настолько все это было забавно.
— Про себя, что ли, рассказываешь? — вдруг прозвучал над нами холодный женский голос.
Я обернулась.
Надменная Валерия Юрьевна высилась надо мной, как древнеримская фурия — богиня мщения. Впрочем, нельзя сказать, чтобы на ее сухом вытянутом лице был написан гнев. Скорее некое брезгливое недоумение. Геннадий Ильич съежился, как мальчишка, которого застали за поеданием варенья из секретных фондов бабушки.
— Ты не забыл, Геннадий Ильич, что нам уже пора? — вопросила она. — Кажется, ты запамятовал, что завтра у тебя по графику несколько важных встреч!
— Н-нет, — окончательно стушевавшись, проговорил тот.
А как хорохорился, когда сидел за столом. Словно и не замечал ее! А тут две фразы — и полный психологический дефолт. Валерия Юрьевна повернулась ко мне.
— Мария, — произнесла она тоном, в котором от свежезамороженной рыбы осталось не так уж и много, можно сказать, что проглянуло даже что-то человеческое, — благодарю вас за то, что вы присмотрели за моим мужем.
— Простите? — с трудом скрыв недоумение, отозвалась я.
И тут из полумрака вынырнул Кирилл Ясин. Он был явно сильно навеселе, рубашка расстегнута, галстук сбился набок, пиджак он и вовсе снял. Его гладко выбритый череп был разрисован губной помадой. В руках он держал винтовку.
Несмотря на то что винтовка была пневматической, Геннадий Ильич Бубнов отшатнулся, как нервный черт от некондиционного ладана, пробормотал что-то нечленораздельное и, перегнувшись через руки телохранителя, ткнулся-таки лбом в поверхность стола, перевернув при этом прибор с обглоданными фрагментами скелета курицы.
— Я требую оформления шенгенской визы… — донеслось до меня. — А меня, Зинаида Михайловна,
— Машка! — гаркнул Ясин мне в самое ухо. — Пошли стрелять в тир! Я там поспорил на сто баксов, что ты легко обстреляешь одного хмыря! Выдает себя, наглец, за бывшего члена олимпийской сборной России по стендовой стрельбе… и почему-то по бобслею!
Я поморщилась.
— Извини, Кирилл, я сегодня не в форме. Хандрю, однако. Так что в следующий раз.
— Значит, завтра?
— Значит, завтра.
— Ты что, уезжаешь?
— Да, мне пора. Еще раз мои наилучшие пожелания.
— Распорядиться, чтобы тебя отвезли домой? — галантно осведомился Ясин, которого, по всей видимости, мой скорый отъезд с места торжества не очень огорчил.
— Да нет, я уж сама.
— Ну ладно. Привет головастому Родиончику Потапычу!
12
Так получилось, что из клуба я выходила вместе с Геннадием Ильичом и его бесценной супругой. Хотя вместе — это громко сказано, потому что их попросту замкнули в кольцо несколько рослых детин, напрочь отрезав доступ к ним всех проявлений внешнего мира.
Надо сказать, делалось это довольно бестолково, потому что, насколько я могла заметить, высококлассный киллер без труда бы нашел брешь в их геометрических построениях. Проще говоря, запросто достал бы Бубнова.
Спускаясь по лестнице клуба, я зацепилась за одного из неподвижно стоявших на ступеньке охранников, деловито выставившего вперед ногу, и, споткнувшись, едва не полетела вниз, на землю.
Правда, уже у самого асфальта мне удалось ухватиться рукой за изящный фигурный держак фонаря, но это только замедлило и смягчило падение, но вовсе не избавило меня от самого его факта.
— Черрт!
Охранники Бубнова повели себя так, словно никакой Маши Якимовой нет в помине и что она не упала с лестницы благодаря одному из коллег, который глупо расставил свои ноги на дороге у гостей. Зато сам Геннадий Ильич Бубнов, несмотря на то что он был весьма пьян, не в пример мне, услышав мою реплику, оттолкнул своего телохранителя и бросился на помощь.
Пострадавший от Бубнова верзила потер ушибленный бок и последовал за своим не в меру прытким боссом. От момента моего падения до того, как Бубнов очутился возле меня, прошло не более трех секунд.
— Благодарю вас, Геннадий Ильич, — пробормотала я. — Можете считать, что ваш рейтинг повысился еще на одну тысячную процента.
— Правда? — самодовольно спросил он, и его руки — вероятно, от переизбытка чувств — дрогнули и выпустили меня. Жалобно завизжало под плащом порвавшееся на боку платье.
Этого я не ожидала и прямехонько вписалась носом в мостовую. Мое счастье, что оттренированные за многие годы рефлексы развернули мое тело, сжав его в комок, и удар пришелся на бок.
Впрочем, и это было достаточно больно.