Золотая маска
Шрифт:
— Уверяю тебя, в таком обещании нет никакой необходимости. — Каро раздраженно насупила брови. Неужели Доминик может подумать, что ей хочется повидаться с мерзавцем? Он ведь сам рассказал ей, что именно Браун велел головорезам избить лорда Торна и в конечном счете стал причиной ее заточения в этом доме!
Больше всего Доминику хотелось заключить Каро в объятия и стереть морщину с ее лба, убрать тени из глаз. И все же он приказал себе терпеть. Сейчас она, должно быть, испытывает боль после их близости. Кроме того, Доминик еще недостаточно овладел собой и понимал, что едва ли сможет остановиться. Стоит ему прикоснуться
Первый раз он переспал с женщиной в шестнадцать лет. Потом многие женщины дарили ему физическое наслаждение. Внутренне содрогнувшись, он понял: с Каро все совсем не так, как с другими, пусть даже их близость и оказалась прерванной. Рядом с ней он полностью забылся. И готов был получить еще не испытанное наслаждение…
— Каро…
— Доминик! — Глаза ее вспыхнули, когда она повернулась к нему лицом; видимо, она сдерживала свои эмоции из последних сил. — За прошедшие два дня мне пришлось пережить многое. Из-за меня вспыхнула драка, невинного человека избили чуть ли не до смерти, потом меня насильно увезли из дома, я пила чай с человеком, который, если верить тебе, приказал избить твоего друга. Затем ты уволок меня сюда, притащил, как вещь… и занялся со мной любовью. Должна тебя предупредить, я почти на грани. Если ты сию же минуту не уйдешь, я за себя не ручаюсь! — Голос ее дрожал; желая отвлечься, она позвонила, вызывая горничную.
Доминик все еще медлил.
— А еще дай мне слово, что никуда не уедешь одна, ведь теперь ты знаешь, какая угроза над тобой нависла!
Могла ли Каро дать Доминику такое обещание? Был ли у нее другой выход? Единственное место, куда ей сейчас хотелось попасть, — Шорли-Холл в Гэмпшире, где она могла побыть с сестрами и зализать раны. Но после знакомства с Николасом Брауном о возвращении домой не могло быть и речи. Она не имела права навлекать опасность на самых близких людей…
По правде говоря, больше всего Каро хотелось остаться одной и дать волю слезам. Плакать громко, навзрыд. А потом посидеть и подумать обо всем: и о потере невинности, и о собственной распущенности, какая неожиданно обнаружилась в ней утром в объятиях Доминика.
Она холодно склонила голову:
— Хорошо, даю слово, что никуда не уеду одна. Но и ты не думай, что проведешь время с пользой, если останешься здесь и будешь вытягивать из меня несбыточные обещания! Займись лучше Николасом Брауном!
Доминик сузил глаза:
— Несбыточные?
Каро натужно улыбнулась:
— Разумеется, несбыточные, ведь мне, очевидно, больше некуда идти!
— Каро… — начал Доминик, но тут же осекся, когда в спальню, деликатно постучав, вошла горничная. Обернувшись, он сказал: — Вашей хозяйке требуется ванна и горячая вода. Немедленно! — Он заметил, что горничная окидывает комнату любопытным взглядом и не спешит уйти. Когда она все же ретировалась, услышав его приказ, Доминик снова повернулся к Каро: — Советую после ванны хорошенько выспаться…
— Мне интересно, почему, даже когда ты просишь о чем-то или даешь совет, кажется, будто ты приказываешь? — Каро метнула на него раздраженный взгляд.
Доминик устало вздохнул и нетерпеливо провел пальцами по взъерошенной шевелюре.
— Каро, положение у нас и без того трудное… может быть, хотя бы попробуем вести себя друг с другом цивилизованно?
Может,
Она тяжело вздохнула и как-то равнодушно заметила:
— Возможно, вечером, когда ты вернешься, наши эмоции не будут такими… удручающими, как сейчас.
Доминик искренне надеялся, что так оно и будет.
Хотя и сильно в том сомневался.
Глава 12
— К сожалению, я не сумею подробно описать внешность тех, кто напал на меня. — Натаниэль Торн повернул голову и с сожалением посмотрел на друга. Они находились в доме миссис Гертруды Уилсон, овдовевшей тетки Натаниэля, которая, узнав о том, что случилось с племянником, поспешила перевезти его к себе.
Доминик стоял у венецианского окна. Он приехал навестить друга; ему показалось, что состояние Натаниэля ухудшилось. В комнату раненого его провела молодая экономка миссис Уилсон. На смертельно бледном лице Натаниэля отчетливо проступали многочисленные кровоподтеки и порезы. Хотя раны уже начали затягиваться, выглядели они по-прежнему зловеще. Доминик понимал, что друг испытывает сильную боль. В незастегнутом вороте белой ночной сорочки виднелась повязка, стягивающая сломанные ребра.
Натаниэль откинул голову на подушку и продолжал:
— Я ведь еще тогда сказал тебе: как только я вышел из клуба, на меня набросились четыре головореза. Кулаки у них были огромные, как молоты, и у всех ножи… Мне пришлось защищаться, и я не успел разглядеть их лиц. — Он скривился, вспомнив свое упущение.
По правде говоря, Доминик не очень надеялся, что Натаниэль сумеет описать тех, кто избил его. Как ни прискорбно, в дом миссис Уилсон его привела не только тревога за состояние друга, но и опасения за собственный рассудок. Как ни спешил он убедиться в том, что Озборн идет на поправку, еще больше Доминику требовалось отвлечься от гнетущих мыслей…
До того как навестить Натаниэля, он заехал к себе, в Блэкстоун-Хаус, где принял ванну и переоделся. Спустя какое-то время Доминик понял, что безостановочно расхаживает по своему кабинету. Мысли у него в голове путались, и ему никак не удавалось прочесть отчеты управляющего загородным поместьем, лежащие на столе.
Да и могло ли быть по-другому, если он думал только об одном: об утраченной невинности Каро?
— В чем дело, Дом? — негромко и участливо спросил Натаниэль; Доминик решил, что, наверное, застонал вслух — настолько велико было в тот миг его отвращение к самому себе.
Доминик верил и надеялся, что сумеет поделиться с Натаниэлем своими теперешними заботами. Но, приехав к другу, он понял: какими бы они ни были близкими друзьями, у него не поворачивается язык признаться в своем отвратительном поступке. Более того, он не может говорить о Каро с человеком посторонним — пусть даже с самым близким другом.
Гейбриел, Натаниэль и Доминик всегда были близки, как братья, но, несмотря ни на что, Доминик понимал, что не может признаться ни одному из своих друзей в том, что произошло сегодня утром в Брокл-Хаус. Озборн, скорее всего, осудит Доминика, и будет прав. Лишив Каро невинности, он поступил мерзко. Доминик поморщился. Сейчас он сам себе противен…