Золотая паутина (др. изд.)
Шрифт:
— Да отдай ты этих баб, Михаил Борисович! — не выдержал Басалаев — он стоял с автоматом на груди у самой двери, а Фриновский в общих чертах пересказывал ему содержание переговоров. — Мы из-за них теряем время. Лететь надо!
— Ладно, диспетчер! — крикнул в кабине Гонтарь. — Пять женщин за одного члена экипажа. Давай сюда своих летунов, времени больше нету. Сейчас менять будем.
Процедуру со сменой экипажа контролировал Гонтарь. Он вызвал командира корабля, отсчитал женщин, велел им всем спускаться по трапу.
Виктор Иванович сидел на своем месте, смотрел в иллюминатор. Уже рассвело; хмурый,
Вошел новый командир корабля, пилот-зарубежник, в сердце Виктора Ивановича тревожно и в то же время радостно екнуло — Кубасов! В полной летной форме, с портфелем в руках, который Гонтарь уже здесь, в самолете, осмотрел. А Кубасов незаметно подмигнул Русанову — все, мол, в порядке, Виктор Иванович, потерпите.
Потом процедура повторилась — вошел «второй пилот», Валера Коняхин, так же красноречиво и спокойно глянул на Русанова, пошел в кабину.
Следом за ним вошли «бортинженер» Гладышев и, наконец, «штурман» Попов.
Наступал самый ответственный момент операции. Как поведет себя Гонтарь? Что предпримет в следующую минуту? А что станут делать его безоружные парни, если у кого-нибудь из шайки угонщиков возникнет хотя бы малейшее подозрение?… Нет-нет, ничего плохого не должно случиться… Пошли последние секунды.
— Русанов! — окликнул Гонтарь. — На выход. С вещами. Делать вам в Турции нечего. И лишний груз. Боюсь, керосина не хватит.
У дверей люка стояли двое — Гонтарь и Басалаев. Дула автоматов смотрят Виктору Ивановичу прямо в грудь. И следят за каждым его шагом, за каждым движением.
Нужно всего несколько секунд, чтобы выиграть время, овладеть инициативой. Нужен маневр, внезапное и синхронное нападение на всех троих. Иначе — смерть, ненужная и почти бесполезная. Пощады никому из чекистов не будет, это Виктор Иванович прекрасно понимал. Ему, Русанову, нужно взять на себя Басалаева — этот самый подготовленный, самый опасный, его нужно нейтрализовать, вывести из строя в первую очередь…
«Не спеши, Витя, — говорил себе Русанов. — Но иди так быстро, иди помедленнее, думай. Салон самолета короткий, до выхода осталось каких-то пять-шесть метров, это девять-десять шагов, не больше. У двери — два вооруженных бандита, а «экипаж» закупорен в кабине третьим. При малейшем просчете будет открыт огонь. Нельзя его допустить, нельзя!»
— Черт, шапку забыл! — громко сказал Русапов и пошел назад, спиной чувствуя взгляды Басалаева и Гонтаря. Для них он — кость в горле, но они, кажется, в последнюю минуту смирились с затянувшимся пребыванием его на борту самолета. Пусть забирает свою шапку и убирается восвояси.
Еще несколько шагов по салону до лежащей в кресле, намеренно оставленной шапки. Теперь все тот же путь назад, к двери. Еще несколько секунд на размышление «командиру корабля», Кубасову. Думай, капитан! Нужна коррекция ситуации, инициатива! Нужна немедленная перестановка фигур на этой смертельно опасной шахматной доске! Нужен мгновенный и бесстрашный ход!
И ход — единственно верный, психологически оправданный и естественный — был сделан.
— Михаил Борисович, вас командир корабля срочно просит зайти в кабину! — позвал «бортинженер».—
Гонтарь, бросив Бобу строгое: «Гляди тут!», пошел на зов — ему подали наушники.
— Алло?! Да, Гонтарь. Слушаю.
«…Шаг ни в коем случае нельзя прибавлять, ничто не должно насторожить этого бородатого громилу. Зрачок автомата следит по-прежнему зорко… Спокойно, Витя, спокойно. Там, в кабине, Гонтаря отвлекли разговорами. Коняхин рядом с Фриновским. У Валеры прекрасная реакция, он сделает все, как надо… Не упустят нужного мгновения и Кубасов с Гладышевым, у них там численный перевес, за кабину беспокоиться нечего. Фигура номер один — это Басалаев…»
Басалаев насторожен — смотрят на Виктора Ивановича, сверлят ненавистью и зрачки красных, невыспавшихся глаз, в них — отчетливое, легкочитаемое: «Быстрей, чекистская шкура! Сколько можно ходить за своей паршивой шапкой?! И без шапки ушел бы, ничего с тобой не случилось бы. Держал тебя зачем-то Гонтарь; экипаж, пожалуй, и без тебя бы дали… С каким удовольствием нажал бы сейчас на спусковой крючок, палец так и чешется! Но в самолете стрелять нельзя, будут пробоины. Пусть он начнет спускаться по трапу — тут уж я дам волю своим чувствам. Это же они, чекисты, раскрутили нашу дружную компанию, они вынудили Михаила Борисовича свернуть дело и бежать за границу от такой славной, налаженной во всех смыслах жизни. Как это можно простить чекистам? И пусть хоть один из них падет здесь, у трапа, обливаясь кровью! Получит сполна за всех. Жить тебе, подполковник, осталось несколько секунд. Ровно столько, сколько нужно, чтобы преодолеть десяток ступеней шаткого самолетного трапа…»
Он чуть посторонился, пропуская Русанова. Они поравнялись — два рослых, физически крепких человека. Виктор Иванович успел прочитать в глазах Басалаева приговор себе, понял, что ни на какие колебания и компромиссы не имеет права — этот человек не остановится ни перед чем. Значит, и они, чекисты, должны поступить согласно разработанной в мельчайших деталях операции захвата.
С призывным кличем «Ха!» Русанов нанес резкий и неожиданный удар по шее бандита, левой рукой схватился за ствол автомата, отводя его в сторону, вверх, в серое утреннее небо. Басалаев нажал на спусковой крючок, автомат задергался, зарокотал, левое плечо Виктора Ивановича ожгло, но он не выпустил ствол, понимая, что должен во что бы то ни стало продержаться несколько мгновений и удержать здесь, у двери, этого разъяренного негодяя. И он, изловчившись, нанес своему смертельному врагу еще несколько боевых ударов по ногам и в пах, и Боб охнул, скорчился.
Коняхин в этот же момент сбил с ног растерявшегося Фриновского, сорвал у него с шеи автомат, бросился на помощь Русанову. Второго, мощнейшего удара каратэ Басалаев не выдержал, пальцы его разжались…
А в пилотской кабине зажатый между кресел Гонтарь, которому заломили назад руки, уже просил пощады сиплым, сорвавшимся голосом:
— Всё, безопасность, хватит! Понял я все! Обвели вы меня… Руку-yl Больно-о!
И, рухнув на колени, застонал от бессильной ярости.
Виктору Ивановичу оказали необходимую медицинскую помощь в медпункте аэропорта, перевязали плечо, предложили остаться в местном госпитале. Но он отказался — решил, что полечится дома.