Золотая сетка
Шрифт:
Макс уже все понял.
– Что делаем?
– Пойдем, возьмем машину напрокат. Держись за мной, я помню, где тут что.
Действительно, расположение служб в аэропорту не изменилось за годы моего отсутствия. И дежурные улыбки те же, ровная линейка машин, охрана, видеокамеры.
Зеленый "Мерседес-280", ключи прикреплены к миниатюрному кожаному башмачку.
Униформированный служащий ставит сумки в багажник. Максим, войдя в роль заправского камердинера, распахивает передо мной дверцу и садится за руль.
Поехали.
– Думаешь, оторвемся? – спросил Максим. – Эта коробчонка даст двести пятьдесят,
На это я не надеялся и так и сказал. Вряд ли у братков машины хуже. Гонки на скорость сразу привлекут внимание полиции. Ничего, что мы перед флоридской полицией чисты как ангелы. Полиция тут различает американцев и не-американцев, мы с бандитами Марика им на одно лицо и запросто можем угодить с ними в один флакон, то есть кутузку. Местных фараонов без острой нужды беспокоить не стоило.
– А делать-то что? – спросил снова Макс. Он уже вырулил на шоссе, и прямо за самым бампером пристроился здоровенный "Гранд Чероки". Автомобильные пристрастия тоже оказались на редкость устойчивы, независимо от географических координат. В салоне сидело шестеро.
– У них одна машина, – приставал Максим, – может, проскочим где-нибудь под светофор? Или под шлагбаум на переезде? Где тут есть подходящее местечко сбросить "хвост"?
Компаньон нервничал.
– Успокойся и держи умеренную скорость, пятьдесят примерно миль. До города едем спокойно, на шоссе нас точно не тронут. Да и в городе мы в безопасности, пока не выйдем из машины, а бензина у нас полный бак. Понимаешь, стоит им начать прижимать нас автомобилем, сразу же полиция это дело пресечет. Они тут до ужаса законопослушные, особенно если это бесплатно, и сообщить копам о непорядке на улице тут считают за доблесть. А проскочить под шлагбаум на переезде можно только в старом боевике. В Америке любой дурак знает, что на пересечении железной дороги и шоссе есть либо тоннель, либо виадук. И даже там, где стоит полосатая палка, под нее не проскочишь. Потому что когда та палка опускается, из проезжей части поднимается чуть не на полметра что-то вроде металлической ступеньки. И на светофорах хамить тут уже давно отучили.
– И что нам теперь, кружить по солнечному, черт его побери, Майами и ждать, пока кончится горючка?
Об этом я и сам думал.
– У тебя наличные доллары есть?
– Две с чем-то тысячи.
– Давай сюда. Я сплоховал и наличных не запас, у меня сотни две всего.
– Что, есть план? – оживился компаньон.
– Кое-что имеется. Сейчас доедем до перекрестка, сворачивай налево, а дальше я покажу.
Часа полтора мы добирались до этого места. Американским городом тут и не пахло.
Узкие улицы заасфальтированы кое-как, повсюду вылезает щебень, "Мерседес" на выбоинах скрежещет, задевая ухабы днищем. Дома в один-два этажа лепятся тесно друг к другу – кирпичные, бетонные вперемешку со сколоченными из досок.
Кокосовые пальмы и апельсиновые деревья выглядывают из-за плоских крыш, на которых развешаны сушиться простыни и рубахи. Бродит удравшая из курятника пеструшка, слышен откуда-то поросячий визг. Типичная картина латиноамериканского захолустья. В этом пригороде Майами можно было годами не слышать ни одного слова по-английски, и я имел основания полагать, что за семь лет ничего тут не изменилось. Более того, в этих палестинах весьма неодобрительно относились к
Был разгар рабочего дня, но народа под навесами веранд было полно: кумушки в качалках обмахивались веерами, ребятишки ордой гоняли обруч – забава, в англоязычной Америке позабытая давно, мужчины курили, сидя у порогов. В палестинах всегда много безработных не оттого, что нет работы (была бы шея, хомут найдется), а от созерцательного взгляда на жизнь. У латиноамериканцев пока не наблюдается массовой истерии под названием "Успех любой ценой", что так одолевает янки-англосаксов. Зачем надрываться, чтобы нажить миллион? Лучше иметь на хлеб и табак и благоденствовать у скромного порога, пуская кольца дыма, поплевывая, переговариваясь о том, о сем с таким же созерцателем-соседом и собственно созерцать неторопливо все происходящее на улице.
Нас созерцали внимательно. Не каждый день на этой улице появлялся "Мерседес" под конвоем дорогого джипа. Впрочем, нельзя сказать, что братки уж так плотно нас конвоировали. Они отстали шагов на пятьдесят, но догоняли потихоньку. Джип куда лучше "Мерседеса" приспособлен к таким мостовым.
А вот и то, что я искал. Обширный навес пивнушки. Под ним за одним из столов стучат костями доминошники, рядом десятка два зевак.
– Макс, разворачивай машину так, чтобы загородить проезд. Бери ключи и пойдем туда.
Сути маневра он сразу не понял, но подчинился без разговоров. Длинный лимузин перекрыл узкую улицу. На маленькую площадь, где располагался навес пивнушки, стало можно пройти только пешком.
Доминошники и зеваки дружно выставили на нас глаза. Это не москвичи, которых можно дурачить усреднено-южной внешностью. Мой недостаточно курносый нос никого не ввел в заблуждение, все безошибочно признали во мне своего брата чикано.
Косились на мой костюмчик, слегка не подходивший к стилю заведения. Знакомого лица ни одного. Семь лет – немалый срок… но это дела не меняло.
– !Hola, queridos amiguitos!(Привет, дорогие дружочки!) Сколько лет, сколько зим!
Куда все подевались? А где старая перечница Пиментель?
Рохелио Пиментель, хитрый, раскосый будто китаец, родом из Панамы, как встарь, маячил за стойкой.
– Хуанито! – завопил он. – Хуанито, сукин ты сын! Сколько лет, сколько зим! Ты никак выбился в люди, паршивец этакий!
Старик всегда категорически отказывался называть меня Иваном.
– Давно, давно по нашим местам не видали, чтоб кто-то так забурел! Из какой чертовой дали ты явился, что я тебя лет пять не видел? А костюмчик! Да вся моя лавка столько не стоит!
– Семь, семь лет как один денек, – отвечал я, обнимая старика прямо через прилавок и искоса поглядывая на то, что творилось на улице. Джип доехал до зеленого "Мерседеса" и остановился. Какое-то время, минуту или две, он так и оставался: совещались, что делать. Потом дверцы хлопнули: все шестеро выбрались наружу.
– Хуанито,- спросил бывалый и догадливый Пиментель,- это с тобой?
– Со мной только Макс, вот он, он мой шурин. А те блондинчики не со мной. Им завидно, что я богаче их и могу поставить выпивку всем старым приятелям. Они говорят, что я все равно вонючий чернозадый чикано и что все мы недоумки.