Золотая струна для улитки

Райт Лариса

– Не понимаю.

– Ну и слава богу. А я вот бегаю к нему через день, разговариваю, все прошу: «Васенька, вернись».

– Просить живых надо, – резко отвечает Андреа.

– А у живых разве допросишься?

– Смотря как попросить.

Дорога к выходу с кладбища лежит мимо церкви. Обычно Андреа не замечает ничего вокруг, но сегодня знакомые звуки заставляют ее повернуть голову к храму. Парнишка лет тринадцати изводит гитару заунывным треньканьем. Андреа подходит ближе, мальчик поднимает на нее глаза и начинает играть еще медленнее, сопровождая редкое касание струн протяжным напевом, весьма

отдаленно напоминающим церковные песнопения. Репертуар, конечно, определен местом выпрашивания милостыни, но много ли принесла музыканту его стратегия? Андреа заглядывает в брошенную у ног незадачливого гитариста бейсболку: несколько смятых десяток и мелочь. В целом рублей пятьдесят.

– Неправильно просишь, – обращается она к пареньку, продолжая спорить со старушкой.

– Что?

– Я говорю, такой игрой много не заработаешь.

– Почему?

– На жалость давишь. Жалостливые, конечно, встречаются, но, – Андреа красноречиво кивает на деньги, – я смотрю, их немного. Знаешь, когда люди охотно расстаются с деньгами?

– Когда? – В глазах – живой интерес.

– Когда они счастливы. Заставь человека улыбнуться, подари ему приятные воспоминания, и он с удовольствием откроет портмоне. А на кладбище мало радости.

– Что же мне делать?

– А зачем ты здесь?

Мальчишка не похож на несчастного, голодного бездомного. У него вполне опрятный, ухоженный вид: модная стрижка, чистые джинсы, без наворотов, но не поношенные; связанный заботливой мамой или бабушкой теплый свитер, на китайских кроссовках – лейбл всемирно известного производителя. В общем, антураж для выкачивания денег у него тоже хромает.

– Понимаете, – стесняется мальчик незнакомой женщины, – я с мамой живу и с бабушкой. Мама работает много, чтобы накормить, одеть, обуть, чтобы не хуже, чем у других, – он говорит явно заученными бабушкиными словами. – Она и на развлечения деньги дает. – Мальчик запинается, добавляет: – Иногда, – и замолкает.

– Не так часто, как тебе хотелось бы?

Кивает.

– Но это неважно. Понимаете, у нее день рождения скоро…

– Понимаю. Но тебе совсем не обязательно что-то покупать. Выучи какую-нибудь красивую песню и спой ее маме.

– Я уже пять лет это делал. Надоело. Я раньше в хоре пел, а сейчас голос ломается, пришлось пока уйти. Может, на время, может, насовсем. А играю я так себе.

– А репертуар у хора такой же, как ты сейчас пел?

– Нет, почему? Я много песен знаю.

– Рок, поп изобразить сможешь?

– Сыграть? – пугается паренек.

– Спеть.

– Смогу.

– Тогда пошли.

Через несколько часов у Сережи, так зовут мальчика, уже хватает наличности на флакон хороших духов. Бегущие по переходу люди с удовольствием замирают на мгновения и вслушиваются в знакомые мелодии: «Beatles», «Машина времени», Окуджава, Высоцкий. Сколько песен Андреа выучила в общежитии Гнесинки! Песен совсем не классических, но ставших классикой. Мальчишка, поющий в хоре, знает слова многих, но не всех. Андреа начинает играть, и, если солист молчит, она поет сама. Иногда увлекается, забывает про возраст компаньона, заставляет гитару вспоминать Иглесиаса, Дассена:

…Salut.C’est encore moi.Salut.Comment tu vas?Le temps m’a paru tres long,Loin de la maisonJ’ai penser a toi…

– Мне

домой пора, бабушка волноваться будет, – извиняется паренек перед своим аккомпаниатором.

– Давай последнюю, – предлагает Андреа и, получив утвердительный кивок, начинает играть.

…И спеть меня никто не мог заставить.Молчание начало всех начал……Я в сотый раз опять начну сначалаПока не меркнет свет, пока горит свеча…

Сережа старательно растягивает слова известной песни. Андреа играет для него, а он поет. Думает, что для мамы. Нет, он поет для Андреа.

– Здорово было. Спасибо. Возьмите половину денег.

– Оставь себе. Давай лучше как-нибудь повторим.

– Давайте, – радуется мальчишка. – А когда вам удобно?

– Вторник и четверг, по вечерам? – предлагает Андреа. К чему менять время сеансов душевной терапии?

– Круто!

24

– Круто! – присвистывает Зоя, которой Андреа рискнула рассказать, на кого променяла известного специалиста по лечебной психиатрии. – Я передам Алке, что для того, чтобы найти тебя, ей следует опять спуститься в подземный переход.

– Не надо.

– Ладно. Только ты теперь, как увлечешься чем-нибудь новым, про все остальное сразу забываешь. То салон у тебя, то его сторож, теперь это странное музицирование в метро. Больше ни о чем не хочешь думать, ни о ком не вспоминаешь, никому не звонишь.

– Я свекру звонила, – признается Андреа, – уже несколько раз.

– Да? Как он? Что говорит?

– Алло.

– Не поняла.

– Он говорит: «Алло, алло», иногда: «Почему вы молчите?»

– Так ты молчишь, что ли?

– Ага. Не могу решиться.

– Решишься. – Слова утешения от Зои – редкость. Она и сама замечает странные для себя эмоции и спешит избавиться от них: – Вот. Я тебе открытки принесла с Парижем и Брюсселем. Пиши. Если тебе еще не надоело заниматься ерундой.

– Спасибо. Не надо.

– Не будешь писать? – Зоя поражена. Неужели игра в переходе – лучшее средство от душевных болезней? Или Андреа, избавившись от одного недуга, заболела другим?

– Буду звонить. – Андреа молчит несколько секунд, решительно встряхивает кудряшками: – Буду всем звонить.

– Одно другого не исключает. Можешь и написать, если хочешь. Мне несложно. – Теперь Зое жалко, что таинственная игра в известного музыканта с ее участием закончена.

– Мне есть кому писать.