Золото севера
Шрифт:
– Как Лёня, живой?
– А куда он денется. Я ж его проспиртовал. И снаружи, да и изнутри тоже. Живой. Увезли в больницу.
Георгий рассказал директору о происшествии. В кабинет Валентина Михайловича быстро прибыли начальники и милиции, и особого отдела. Еще раз всё расспросили. О чем-то переговорили между собой. Отдали какие-то распоряжения по телефону в приёмной.
– Да, товарищ начальник Бульбухты, видать, ты в рубашке родился. Ты сегодня, считай, народился заново.
– А что, что такое?
– Узнаешь. Когда узнать разрешат.
27
К пятидесятилетию
На Бульбухту прибыл в сопровождении охраны и каких-то важных уполномоченных отряд амнистированных «зэков» в пятьдесят человек.
Георгий позвонил директору.
– Валентин Михайлович, ну куда же мне столько? Я думал ну пять там, десять человек. А тут пятьдесят. Куда же я их дену?
– Распредели по бригадам, часть людей в лес отправь. Ну что мне тебя учить. Соображай! Это же не добровольный приезд, мы их не заказывали. Приказано принять! Куда же деваться. Распределяй! У меня их еще почти двести человек осталось. Тоже вот ломаю голову – куда?
У Георгия на участке к тому времени работало почти пятьсот человек. Пятьдесят к пятистам – это же десять процентов! Здесь не расслабишься, контингент еще тот.
Прежде всего надо было их расселить. И расселить так, чтобы прибывшие не группировались в одном месте. Рассредоточить их надо было. По общежитиям, по комнатам. Куда бы их не направили, хоть в лес, хоть на стройку, а постоянное место для проживания выделять им все равно надо.
Закон прописки! О том, чтобы допустить приезжих к золоту Георгий и не помышлял. Не допустит он их к золоту. Спокойней жизнь будет.
Георгий собрал бригадиров, объяснил ситуацию. Как раз и Устюжанин, лесной бригадир, в поселке оказался, приехал наряды закрывать.
– Сколько можешь принять в лес, Женя?
– А что их принимать? Давайте новую лесосеку откроем. На шестом участке. У меня там и зимовье срублено. Человек двадцать туда могу принять. Пару домиков до зимы еще срубим. Всех разместим. Человек двадцать. Больше нам не надо. С такой бригадой, товарищ начальник, мы тебя лесом завалим. Успевай вывози. Участок удобный, у реки. Выезд для машин сделаем прямо на лед. Вот и будешь вывозить по льду. Прямо к пилораме дорога будет!
– Тебя не волнует, что народ особый прибудет к тебе?
– «Зэки», что ли? Так, а мы сами кто? Мы ведь тоже «зэки». Бывшие, правда, так и они не конвойные, свободные теперь люди. Ничего, направляй, справимся. Ты, начальник, девчат теперь запроси. Переженим их, вот и будет тогда полный с ними порядок. Оседлый народ будет!
– Ага, мне еще девчат сюда. Вот
– А что! Немного в лес. Сучья рубить. Поварить там, обстирывать. Да и к вам в поселок надо будет. Сам же говоришь – детский сад построим, школу. Что, мужики там работать будут?
– Ладно, об этом еще подумать успеем. А пока, в лес возьмешь двадцать пять человек. Половину прибывших забери. Остальных я постараюсь на стройке занять.
– Ну что ж, двадцать пять, так двадцать пять. Распределю. Когда забирать?
– А вот когда в лес возвращаться будешь, тогда и заберешь.
– Значит завтра.
– Тогда, ты Женя, вот что. Я сегодня, как распишу всех кого куда, я их собрать хочу в клубе. Беседу проведу, познакомлюсь сам, познакомлю с бригадирами. Документы соберу на «прописку». Ты приходи тоже. Там и познакомишься со своими.
– Ты мне, Георгий, только помоложе ребят направляй. Кто постарше, тех здесь оставь, тяжело им в лесу будет. Пусть обвыкаются, отъедаются в поселке.
Так все и устроилось – половину бульбухтинской «амнистии» Женя увез в лес, половину Георгий распределил по стройкам.
Георгий доложил директору.
– Ну, ты там все же поосторожней, Красноперов, поглядывай там, мало ли что.
– Ничего, Валентин Михайлович, управимся.
Недели через две Георгий уехал на лесосеки. Приближалась осень, нужно было проверить готовность лесосек, навестить бригады всех трех лесоучастков, выдать наряд-задания. В поселке остался Володя Подобреев за главного – Георгий рассчитывал провести работу за неделю.
Хорошо в осеннем лесу. Георгий любит лес, знает лес, наслаждается лесом.
Вон белки-летяги пошли своим коротким лесным переходом ближе к дому, к насиженным местам, к «заначкам» своим, «закопушкам». Летят «летяги», прыгают на крыльях-перемычках своих, да как далеко! От вершины к вершине могучих лиственниц считай метров на десять, если не больше, прыгают! Им торопиться надо к запасам своим. Не разграбили бы зимние склады «пришельцы». А вот и белочка-домушница, давно уже к зиме приготовилась, дупло себе облюбовала, обустроила, утеплила. Орешек на зиму заготовила достаточно, тоже, как и родственники дальние, тоже склады себе оборудовала, да и пометила исправно – не потерять бы зимой, не занесло бы снегом капризным приметы знакомые. А вон, по тропе, волками натоптанной, важно шагает, высоко задирая голову, смоляно-черный глухарь. Этот все здесь знает, у него каждый кустик на примете, каждый листочек на учете. Вдруг насторожился, побежал нехотя, взлетает. Да, конечно, это она спугнула петуха важного, лисица-хитрица. Та о зайчатах заботится, что подросли за лето, окрепли, да и мяска нагуляли. Лиса строго следит за ними, чтобы никуда не затерялись, никуда не перебрались с застолбованного участка, чтобы здесь зимовали, а она уж за ними приглядит, распорядится ими. За долгую то зиму.
Георгий дремлет в седле, пробираясь лесными тропами к зимовью лесников. Сзади, чуть отстали Корепанов, нормировщик, да лесник, дядя Коля. Они хорошо поработали, осмотрели и оценили все лесосеки, разработали и оставили бригадам наряд-задания, отработали зимнюю схему вывоза леса, оценили кубатуру намеченных к разработке лесных делян. Сейчас приехать бы в лесную избушку, выспаться как следует, а уж завтра с утра и домой можно возвращаться.
В зимовье Георгия ждал посыльный. Коля Чижов, матрос с драги.