Золото собирается крупицами
Шрифт:
Хисматулла кивнул головой.
— Да, еще вот что, — Михаил приподнялся с пня. — Ребят своих проверил, можно ли доверять?
— Гайзулла, у которого мать слепая, вполне надежен, если поймают — умрет, а не скажет. Он и листовки раздавал, и по баракам бегал, звал на собрание… А другого мальчика еще бы испытать не мешало, да и маловат он немного…
— А родители у него кто?
— Мать не родная, а отец — Хаким, плотник, знаете? Он Гайзуллы приятель, Загитом зовут!
— Ну ладно, ты с ним пока прямо не связывайся, а действуй через
Широкими, решительными шагами Михаил спустился на дорогу и быстро зашагал к балаганам.
«Оказывается, и такой большой пролетариат, как Михаил, тоже не всегда все гладко говорит, а я ведь только начал, — подумал Хисматулла, глядя ему вслед. — Значит, потом и у меня тоже получится…»
Но даже сейчас, увидев неудачу Михаила, он ни за что не мог бы рассказать ему о своей. «Пойду к Кулсубаю, — решил он, — попробую еще раз ему объяснить. Нечего, самое главное — огнем правды темное сознание осветить! Настоящую жилу не под землей искать надо, а в жизни!..»
7
Хисматулла пришел к шахте одним из первых.
На месте вырубленных берез над шахтой стоял большой подъемник, и старатели, пришедшие раньше Хисматуллы, сгрудились перед ним. Хисматулла заметил среди них старика Сайфетдина.
— Ишь ты, постарались! —сказал Сайфетдин. — По три человека спускает, не чета нашим корзинкам!
— Толку-то, — отвечал ему другой. — Все равно вручную, машина-то не работает, позавчера только воду насосами откачали! С тех пор как немец наш уехал, так и встала, —он указал на возвышавшуюся невдалеке черную громадину паровой машины. — Назначили Сабитова, прибежал он, раскудахтался — кто испортил, почему стоит, потом внутрь туда полез, руками немного покопался и говорит — дело фиговое, мол, механика надо из Оренбурга! Полез туда рукой снова, а оттуда как паром шуганет, тут же кубарем на землю свалился и без оглядки к себе в контору побежал, а по дороге все за штаны держался, наложил небось со страху-то!
Старатели одобрительно расхохотались.
— Пошли, что ли, — как бывалый шахтер; сказал Хисматулла, стараясь не показать, что не знает, как пользоваться подъемником.
Сайфетдин вошел с ним в клетку, и тотчас барабан закрутился, разматывая толстый стальной канат, и клетка медленно поползла вниз, раскачиваясь и ударяясь о деревянные стены колодца, обросшие мхом и плесенью. Становилось все темнее — казалось, что клетка падает куда-то в холодную бездонную пропасть. Сайфетдин, приподняв лампу, осветил лицо Хисматуллы.
— Как, сердце не дрожит?
— У кого, у меня, что ли? — обиделся Хисматулла. — Я же еще раньше спускался!
— Э, видел я ту мышиную норку, куда ты спускался! — рассмеялся Сайфетдин. — Это же не шахта была, а шурф!
Спускались очень долго, и страх снова сжал сердце Хисматуллы в крепкий кулак, особенно когда капающая сверху вода потушила лампу Сайфетдина, и лишь наверху, через копер, можно было увидеть маленькую светлую точку неба. Хисматулле казалось,
— Возьми меня за руку, а то упадешь, — вдруг сказал Сайфетдин, и почти тотчас дно клетки грузно ткнулось в землю. В шахте уже стояли несколько старателей и десятник Ганс, из немцев, бледнокожий, с одутловатым, в складках лицом. Сайфетдин снова зажег свою лампу, по весил ее на подхват. Тем временем рядом опустилась еще одна клетка, скоро в мрачной шахте стало оживленно. Забойщики топтались у стволов, осматривали стенки штреков, слышно было, как за креплениями что-то отваливается и трещит, лапти вязли в темном месиве глины. Пахло сырой землей и гнилой древесиной.
— Не выдержат крепления, — сказал кто-то.
— Это пусть аллах рассуждает, выдержат или не выдержат, а нам работать надо, — отозвался стоявший рядом Кулсубай.
— Может, Накышев боится, что кто-нибудь из родственников Фишера потребует шахту обрат но, потому и креплений не меняет?
— Ну да, его родственники и не знают про эту шахту! Знаешь, как Фишер над ней трясся? Все годы, пока болел, купить у него хотели, а он не продавал, все думал — выздоровеет и на ней разбогатеет!
— А какое нам дело до Фишера, когда его уже на свете нету? Фишеру, что ли, здесь работать? — раздраженно сказал Кулсубай.
— Не каркайт, не каркайт! — заорал вдруг немец-десятник. — Наша без вас знайт! Креп тер пит, шахта терпит, и ты терпит — хозяин знайт!
Освещая путь тусклыми дымными лампами, забойщики неторопливо двигались по длинному, как узкий и низкий коридор, проходу.
А Ганс уже остановился возле темных, похожих на норы, узких и длинных забоев.
— Пустой порода туда, богатый сюда клайт, — показывал он на тележку, — клетка другой чело век работайт.
— А куда же пустую породу, под ноги? И так тесно! — сказал Кулсубай.
— Не разговаривайт! — побагровел десятник. — Наша понимайт, шагай, работайт, живо!..
Забойщики опустились на четвереньки и поползли каждый в свой забой.
Сайфетдин поманил Хисматуллу пальцем:
— Идем покажу, что делать…
Низко нагнувшись, они вошли в темную дыру забоя.
— Поперечная байка называется огниво, а что такое стойка подхвата, ты знаешь, — озабоченно говорил идущий впереди Сайфетдин, — ты об нее еще в прошлый раз башкой трахнулся. Если земля обваливается, стойка в землю уходит, — понял?
Впереди показалась большая лужа, и Сайфетдин, передав лампу Хисматулле, стал тут же рыть отводную канавку в сторону главного штрека, торопливо объясняя:
— Пока воду не отведешь, работы не будет, канавку до штрека довести надо, а там насосом откачают…
— Может, лучше ведром вычерпать? — предложил Хисматулла.
— Ты вычерпаешь, а она через час опять соберется! Так будет себе и будет вытекать потихоньку.
Свалился державшийся каким-то чудом камень, шмякнулся в лужу, обдав Хисматуллу брызгами.