Золото Стеньки
Шрифт:
— Честь оказывают достойным, — с легкой ноткой пафоса сказал я.
Сейчас такой подход ценился.
— Я докажу, что достоин, — он снова обозначил поклон. — И в управлении уделом и в сбережении тебя, царевич. Вот только…
— Вот только что?
— Большую ли сумму тебе выделил государь на ближайший год? — настороженно спросил князь.
— Весь доход с сёл удела, — ответил я, описав рукой широкую дугу примерно в нужном направлении. — Прошлый год они давали около десяти тысяч рублей серебром.
Князь внезапно остановился, поднял глаза к небу и зашевелил губами, словно что-то подсчитывая — об этом говорили и его руки, князь периодически загибал то один, то другой палец, а то и несколько вместе. Я подумал, что смогу научить его более простому счету — и это будет платой за его услуги.
— Мне придется тебя огорчить, царевич, — с сожалением сказал он. — Прошлый год был неудачный везде, недоимки все забрали в марте, тогда же ещё по десятине взяли для малороссийских дел. Так что от этих сёл ты что-то серьезное увидишь только на будущий год, а в этом — слёзы одни. Товары из Кремля… Да, это может помочь, если что-то масштабное делать.
Я чуть улыбнулся и жестом пригласил Трубецкого идти дальше. Мы уже почти дошли до деревянных мостков.
— Посмотри вон туда, Юрий Петрович, — я указал рукой вниз по течению реки. — Сейчас там уже соорудили летние мостки — десяток лодок, деревянный настил шириной в одну телегу, никаких перил, а караваны в Москву и из неё едут по очереди. Я туда сходил третьего дня, очень познавательное зрелище — за какой-то час стал очевидцем трех драк за право проезда, ругань висит в воздухе постоянно, а все берега разбиты колесами в жидкую грязь, да так, что лошадям помогают всем миром. При мне одна повозка с этого, так сказать, моста, соскользнула, лошадь спасти смогли, вовремя разрезали постромки, а вот возница так и утоп, кажется, только в Покровском и выловили… Как думаешь, князь, сколько можно заработать, если поставить тут каменный мост и брать по копейке с лошади?
Тариф на проезд я назвал просто так, я его предварительно не прикидывал, но примерно посчитал, что за час лишь в одну сторону по тому подобию моста, который есть сейчас, пробирается около ста телег — и одноконных, и двуконных. Если они спокойно будут ехать в обе стороны, да ещё и перестанут тратить время на спуск и подъем к реке, то потенциальную прибыль я оценил рубля в три-четыре. И, видимо, промахнулся.
— За каменный мост, царевич, стоит брать не меньше двух алтын, а то и гривенник, — слегка покровительственно заметил Трубецкой, сразу увеличивая доходы с моста в десять раз. — Только каменный мост — это дорого… половину из того, что тебе выделил государь, придется выделить.
— Гривенник много для окрестных крестьян, — не согласился я. — Копейку будут платить без споров, а десять — уже попробуют обхитрить сторожей. Даже так за день получается около тридцати рублей, так что траты на мост вернутся за месяц… край — за два. А потом мы будем получать сплошную и чистую прибыль. Если, конечно, осилим строительство.
Я всё же посмотрел на Трубецкого. Он был весь в думах — я даже пошутил про себя, что князь пытается понять, что значит «чистая прибыль». Впрочем, я был уверен, что это понятие ему хорошо знакомо.
— Мост придется делать высоким, чтобы корабли смогли проходить, — сказал он. — Иначе государь не одобрит строительство.
—
Корабли по Яузе шли не слишком часто, но встречались в виде небольших караванов. На время их прохода наплавной мост на Стромынке раздвигался, что в итоге приводило к большим заторам и ещё большей ругани, которая долетала от дороги даже до дворца. Собственно, это было одной из причин, по которой мне и хотелось устроить в своем уделе нечто, похожее на цивилизацию.
— Да, так возможно… — пробормотал Трубецкой.
— А ещё можно вдоль реки дорогу устроить, чтобы не на вёслах корабли шли, а быки их тянули, — докинул я предложение. — Сейчас на берегу эти быки только увязнуть смогут. И дорогу замостить, а то после дождя это не дорога, а одна сплошная грязь. Кстати, Юрий Петрович, ты же бывал в Немецкой слободе?
* * *
Конечно, я прикидывал свои расходы. Сам дворец оплачивали царские приказы — собственно, Алексей Михайлович потому и согласился на мой переезд, что за Преображенское в любом случае надо было платить, жил я там или не жил. И стрельцы в любом случае должны были отрабатывать свою зарплату — без меня они сидели бы в Кремле и понемногу спивались. Правда, мне придется оплачивать все расходы на мои желания, но денег вроде должно было хватить даже на мост и небольшой участок мощеной дороги. Ещё и осталось бы на полноценные учения со стрельбой моей стрелецкой сотни.
В общем, я смотрел в будущее с определенным оптимизмом, и даже сомнения Трубецкого в том, что я смогу получить со своего удела запланированный доход не слишком меня огорчили.
— Хочешь у немцев взять в долг, царевич? — князь заметно посмурнел. — Они интерес большой закладывают, и не отдать нельзя… хотя через год с этим, думаю, проблем не будет. Но уж больно много отдавать придется, сердце кровью обливается…
— Нет, зачем? — удивился я. — Никаких долгов, жить будем по средствам. В слободу я по другому поводу хочу попасть.
Вообще в Москве было несколько иноземных слобод — мест, так сказать, компактного проживания иностранцев. Кто-то приезжал на время — чаще по торговым делам, кто-то обитал постоянно. Были греки, поляки и татары в Замоскворечье, шотландцы на Воронцовом поле, был целый посольский двор на Тверской, да и мелкие общины россыпью там и сям. В 1652-м царю эта череполосица надоела, и он организовал на берегу Яузы рядом с Басманной слободой Немецкую слободу, которую назвали Новой — старая находилась за устьем Яузы на Болвановке и была полностью разрушена во время Смуты.
В этой слободе сейчас обитали не только жители германских государств, но и голландцы, и швейцарцы, и французы, и англичане со шведами — в общем, целый интернационал, который представлял собой кусочек Европы в центре дикой Московии. Во всяком случае, именно так Немецкая слобода подавалась в наших учебниках; упоминалось также, что москвичи ходили туда, как на экскурсии — посмотреть, как живут «настоящие иностранцы». В принципе, они уже не были такой уж и диковинкой, с Европой Россия торговала с давних времен, так что обе стороны успели присмотреться и составить определенное впечатление друг о друге. У россиян оно напоминало, пожалуй, любопытство посетителей зоопарка; «немцы» отвечали тем же, но по возвращении на родину, когда умеющие держать перо рассказывали своим соотечественникам о диких нравах московитов.