Золото Стеньки
Шрифт:
— Внушает, — я попробовал сказать это равнодушно. — Было бы неплохо что-то такое устроить у Преображенского, а то опять настроят изб, как Бог на душу положит, потом дорогу также проложат. А люди там уже селятся…
— Надо подумать, — кивнул князь. — Мысль здравая. Только из камня вряд ли построимся, там в десять рублей не уложиться.
Три рубля стоили готовые срубы, которые привозили в Москву крестьяне из окрестностей Москвы, а готовый дом целиком, с крышей, окнами, дверями и каким-то подобием фундамента, обходился в десять. Ставился он быстро, в случае нужды также быстро заменялся новым, а на выданные мне наличные я мог выстроить пару деревушек, ещё и на церковь осталось бы. Правда, заводить у себя ещё одного церковника
— Камень дело будущего, — философски ответил я. — Надо подумать над нормальными мостами, вот на них денег жалеть не буду.
Во время нашей с князем беседы он рассказал, а я и сам вспомнил. Сейчас во всей Москве был лишь один каменный мост, да и то незаконченный — его пытался соорудить возле Кремля Михаил Федорович, но после его смерти проект прикрыли, поскольку денег в казне не было. Так и стоял этот недострой памятником русской нищете.
В Немецкой слободе мостов не было. Выезд отсюда был один — Главная улица продолжалась дальше и сворачивала налево, в Басманную слободу, которая в Земляном городе продолжалась Покровкой. В зимнее время тут был своего рода «дублер» Стромынки, но сейчас, почти летом, чтобы попасть к немцам, надо было добраться до Красного села и по проселку перейти на Измайловскую дорогу. На Руси все дороги так или иначе вели в Москву. Я собирался эту ситуацию немного исправить, хотя бы в вверенном мне уделе — обустроенные поперечные связи между дорогами были нужны, как воздух.
— Не хватит, — после секундного размышления заявил Трубецкой.
Я лишь кивнул — мне и так было это понятно.
— Идем к оружейнику твоему, посмотрим, что дают, — сменил я тему.
* * *
— Marta, breng nog twee mokken en een kan bier! — громко прокричал Мейерс куда-то вглубь своего дома.
Был этот купец дороден телом и в заметных годах — я бы дал ему лет пятьдесят, если не больше. Одет он был в синий камзол с черным шейным платком, постоянно суетился без нужды, а Трубецкого узнал и даже обнял, как близкого товарища. По-русски он говорил с легким акцентом, который и заметить нелегко — видно было, что этот торговец живет в России долго и к стране проживания относится предельно серьезно. Впрочем, я не исключал, что он тут ещё и шпионом подрабатывает — но то дела житейские по нынешним временам.
Ко мне Иоганн Мейерс отнесся с подобающим пиететом, но держался с определенным достоинством. Царевичем не обзывал, но господином — да. Впрочем, Трубецкой у него тоже был господином, а мы на пару — господами. Думаю, он ко всем потенциальным клиентам так относился. Когда Юрий Петрович объяснил ему цель визита, он сразу запер дверь, чтобы нас не побеспокоили — и предложил выпить по чашечке «кафе»; Трубецкой зачем-то шепнул мне, что это «кофий» на голландский манер, но это я и так знал. В Кремле иноземным напитком пока не увлекались, так что мне было даже любопытно, чем сейчас травят себя в западных странах.
Ну а скрасить ожидание «кафе» Мейерс предложил кружкой-другой самого настоящего голландского пива — его варил тут же, в слободе, соотечественник оружейника, некий Мартин Марселис. Мы согласились, хотя Трубецкой с легким сомнением посмотрел в мою сторону — но я кивнул, хотя и понимал, что князь ходит по очень тонкому льду. Сам я решил так — вряд ли кружка пива всерьез ухудшит состояние здоровья тела, которым я пользуюсь, а если и так, то лучше пусть этот ужас уже закончится, а мой разум продолжит своё путешествие дальше.
Сидели мы прямо в магазине — с развешанным на стенках и разложенным по столам товаром. Чуть в стороне была высокая стойка — скорее всего, под ней Мейерс хранил деньги на текущие расходы и для сдачи. У него за дверью, которая выходила на Главную улицу слободы, находился охранник — разбойничьего вида мужик,
Мейерс тут неплохо устроился — клиентов он ожидал за большим круглым столом, на стуле с высокой спинкой. Этот стул достался мне, а купец с Трубецким удовлетворились обычными табуретами. Поэтому я не сразу увидел Марту, которая доставила дополнительную посуду и дополнительное пиво. А когда увидел — оторопел.
Это была молодая девушка, скорее всего, ровесница царевича Алексея. Разглядеть можно было только лицо — тонкое, чуть вытянутое, с аккуратным носиком и яркими, чуть припухлыми губами. Остальное было скрыто под одеждой — чепец на голове, полностью скрывающий прическу, и утянутое на талии пышное платье «в пол» скромной сероватой расцветки с выцветшими когда-то синими цветочками. Руки тоже было видно — тоже тонкие, с проглядывающими косточками и венами. На нас она не смотрела, скромно подошла, сервировала стол и тут же ушла, под ещё один крик Майерса, которым он требовал у девушки не забыть приготовить три порции «кафе».
Я чуть шею не сломал, пытаясь проводить Марту взглядом, а когда решил всё же сохранить себе жизнь, нашел силы небрежно спросить у хозяина:
— Это твоя дочь, господин Мейерс?
— Что вы, что вы! — он экспрессивно замахал руками. — Я убежденный холостяк, господин Алексей! А это дочь моего давнего друга, который попал в Москве в очень и очень неприятную ситуацию. Помочь выпутаться из неё я не могу, но могу присмотреть за Мартой, пока он сам разбирается со своими делами. Ведь вы, господа, знаете этих ростовщиков — увидят такое сокровище и сразу же заставят внести её в качестве оплаты!
— А что за неприятная ситуация, в которую попал ваш давний друг? — спросил я.
В принципе, история, наверное, была вполне обычной для этого времени, но Марта была до степени смешения похожа на мою однокурсницу Ленку.
* * *
Ленку я знал с первого курса, но она меня первые два года нашей совместной учебы не впечатляла абсолютно — девчонка как девчонка, у нас в группе учились и более красивые, и более умные, и более милые. Наверное, эти два года у неё была какая-то своя жизнь, о которой я ничего не знал. На учебу в Москву она приехала из-под Костромы, из городка со смешным названием Буй; я вдруг вспомнил, что как раз в тех краях обитал когда-то известный проводник Иван Сусанин, спасший основателя нашей династии от отряда поляков. Впрочем, Ленку в коварных намерениях никто не подозревал и, кажется, даже не дразнил, когда мы проходили это время по истории Руси.
Мы же с ней сошлись после второго курса. Наш завкафедрой получил от начальства в качестве поощрения целый выводок школьников из какого-то исторического кружка; этих школьников он должен был вывезти в Абхазию и познакомить с тем, как проходят настоящие раскопки. Самому возиться с подрастающим поколением ему не хотелось, а у нашей группы как раз подошла пора летней практики, и его выбор почему-то пал на меня и на Ленку. Причину я так никогда и не узнал, но когда выяснил, как всё устроено на кафедре, предположил, что это был простой жребий. То есть он натурально забросил листочки с фамилиями всех студентов, подходящих под определенные параметры, в какой-нибудь древнегреческий динос — такие сосуды на кафедре имелись, пусть и не очень ценные, — а потом достал оттуда двух неудачников. Своего рода естественный отбор в действии — остальные студенты проходили практику в московских музеях, пару раз в неделю делая выписки из пыльных каталогов.