Золотое правило Трехпудовочки
Шрифт:
– Сейчас Ильченко в реанимации, – говорил тем временем ничего не подозревающий о моих мыслях Филипп, – она в сознании, хочет вас видеть.
Я вскочила.
– Тогда пойдемте скорей.
Влада Сергеевна выглядела ужасно. Половину ее лица занимал огромный синяк, голова пряталась под бинтами, губы были фиолетового оттенка, но она не потеряла разума. Когда я села около кровати и погладила Владу по руке, она чуть приоткрыла один глаз и прошептала:
– Таня…
– Вас вылечат, – быстро пообещала я.
– Деньги… деньги… – с трудом произнесла Влада.
– Все
Губы Влады Сергеевны медленно зашевелились.
– Шла… дорожка… ударили… не помню.
– Мерзавец подкрался сзади? – уточнила я.
– Да.
– Вы его не увидели?
– Нет. Деньги…
– Они в сейфе у Филиппа Генриховича, – снова солгала я.
– Деньги… плохие… грязные… их… надо… вернуть… – еле слышно пробормотала Ильченко, – зря… взяла… вот и поплатилась. Обман… деньги… она… пришла… знает все…
– Кто? – не поняла я.
– Зефирка, – вдруг четко и ясно произнесла раненая, – покой… забота… забота… нельзя… нет…
Я чуть не заплакала от жалости к Владе Сергеевне.
– О вас позаботятся самым лучшим образом. Не волнуйтесь.
– Забота, забота и покой… забота и покой, – почти закричала Ильченко, – забота и покой! Зефирка! Деньги… дети… зефир…
Я растерялась: ну как успокоить беднягу? Осталось лишь бормотать:
– Вы непременно получите и заботу, и покой. В больнице хорошие врачи, и зефир вам принесут, как только доктор разрешит.
– Дети… эти дети… – затряслась Влада Сергеевна, – прекратите… они… остановите… нельзя… ну нет…
– Поняла, – обрадовалась я, – средства на операцию вам собрали в Интернете бывшие воспитанники. Надо связаться с организатором и попросить остановить акцию, потому что сумма уже есть. Сегодня же выполню вашу просьбу.
Влада Сергеевна широко распахнула глаза.
– Забота и покой. Киселева… там… нет… нет… нет… не она… знает… зефир…
В изголовье кровати запищал какой-то прибор, замигала красная лампа над дверью у входа в палату, я не успела испугаться, как в комнату внеслись две медсестры. Одна кинулась к Владе Сергеевне, вторая нажала кнопку на стене и крикнула:
– Код десять!
В палате появились врачи. Из коридора втащили тележку со странным агрегатом, меня бесцеремонно вытолкнули в коридор, где я и просидела на банкетке около часа.
В конце концов из палаты стали выходить медики. Один мужчина, сдирая с рук перчатки, устало сказал женщине в белом халате:
– Неля, пометь там точное время.
– Конечно, Никита Андреевич, – кивнула медсестра.
Я вскочила с места.
– Что с Владой Сергеевной?
Никита Андреевич помрачнел.
– Вы ей кто?
Я ткнула ему под нос подлинное служебное удостоверение:
– Сергеева, бригада по расследованию особо тяжких преступлений, нахожусь тут с разрешения Филиппа Генриховича. Что с Ильченко?
– Скончалась, – буркнул Никита Андреевич и поспешил прочь по коридору.
Я побежала за ним и была остановлена Нелей.
– Давайте чаю вам налью, – предложила она и, не
– Ну как же так, – твердила я, послушно следуя за медсестрой, – это неправильно! Влада Сергеевна разговаривала, была в сознании! Вы ошиблись, она жива.
Неля усадила меня за стол, включила чайник и сказала:
– Вы же из милиции, не должны реагировать так остро на чужую смерть.
– Я из особой бригады, – уточнила я помимо воли.
– Тем более, – заявила Неля, – не с первым трупом сталкиваетесь.
Я вцепилась ледяными пальцами в чашку.
– Вы правы, мертвое тело меня не пугает, спокойно могу осмотреть его до приезда эксперта. Но за пару секунд до кончины я с Владой разговаривала, она просила меня о чем-то. Ну как такое возможно? Взять и в мгновение ока скончаться? Лучше вместо чая накапайте мне валерьянки.
Неля села напротив и взяла с тарелки овсяное печенье.
– Валерьянку не используют как скоропомощное средство, она не действует в один миг, должна накопиться в организме. Лучше пустырник.
Мне почему-то стало не по себе.
– Пустырник лучше валерьянки?
– Травы разные, – дипломатично ответила Неля, – прием должен назначать врач. Но в случае необходимости пустырник или настойка пиона успокоят при однократном приеме, а валерьяна нет.
– Но все пьют именно ее, и помогает, – не согласилась я.
Неля сделала глоток чая.
– Эффект плацебо. Народ не разбирается в медицине.
В моей голове закопошились воспоминания. Настойка пиона… пустырник.
– В отношении того, что Ильченко разговаривала, – продолжала Неля, – то здесь сработал эффект устного завещания.
Я забыла про лекарства.
– Какой, простите, эффект?
Неля поставила кружку на стол.
– О подобном вам расскажут многие врачи. Человек не умирает до тех пор, пока не сообщит некую чрезвычайно важную для него информацию. Ждет приезда детей, родителей, супруга. Эти сведения для больного имеют огромную ценность, настолько большую, что организм отодвигает смерть. Но едва необходимые слова произнесены… все, конец. Влада Сергеевна держалась, потому что хотела вас о чем-то проинформировать. Она была очень милой женщиной и как пациентка выгодно отличалась от других, не капризничала, не вредничала. Ее болезнь связана с острой болью, но Ильченко всегда приходила сюда с улыбкой. А еще приносила нам вафельный тортик.
– Думаю, вы частенько получаете сладкое, – протянула я, – медсестер не удивить дешевыми сладостями.
Неля снова потянулась за печеньем.
– Это точно. Кое-кто трехэтажные бисквиты приволакивает. «Ист» не муниципальная больница, здесь надо деньги за визит платить. У Влады Сергеевны особых средств не было, она к нам приходила раз в месяц, похоже, с пенсии экономила. У самой копейки на руках, но про угощение не забывала. Понимаете? И ей было очень больно, уж не знаю, как она терпела. Многие мужики в голос орут, а Влада Сергеевна прихромает с палочкой, сядет у кабинета и улыбается. Вы уж выполните ее последнюю просьбу.