Золотое руно (сборник)
Шрифт:
– Но они не имеют смысла. Вы говорите…
– Я говорю, что наши представления о том, какой должна быть последовательность событий, и то, какова она на самом деле, не согласуются. Интуитивно мы думаем, что последовательность должна быть такая: сначала мы решаем пожать руку старине Бобу, потом наш мозг, во исполнение этого решения, начинает посылать сигналы руке о том, что он хочет совершить рукопожатие, и после этого наша рука начинает подниматься. Так ведь? Но на самом деле происходит следующее: сначала мозг начинает посылать сигналы о том,
– То есть вы и правда утверждаете, что свободы воли не существует.
– Не совсем. Наше сознательное мышление обладает свободной волей наложить на действие вето . Действие начинается за 550 миллисекунд до того, как что-либо придёт в движение. Двести миллисекунд спустя действие, которое уже началось, привлекает внимание вашего осознаваемого «я» – и у него есть 350 миллисекунд на то, чтобы нажать на тормоза прежде, чем что-либо произойдёт. Сознание не инициирует так называемые «преднамеренные действия», однако может вмешаться и прервать их.
– Правда? – сказал я.
Удлинённое лицо Портера энергично закивало.
– Вне всякого сомнения. Если подумать, каждый наверняка испытывал что-то подобное: вот вы лежите в постели, спокойный и расслабленный, потом смотрите на часы и думаете: вообще-то уже пора вставать, уже поздно, я могу опоздать на работу. Вы можете подумать так полдюжины раз или больше, и вдруг, внезапно вы и правда встаёте – действие началось до того, как вы осознали, что наконец-то всерьёз, окончательно решили подняться с постели. А всё потому, что вы не принимали этого решения сознательно; ваше подсознание приняло его за вас. Это оно – а не осознаваемый вы – решило раз и навсегда, что действительно пришло время собираться на работу.
– Но у меня не было такой проблемы, когда я был в натуральном теле.
– Это благодаря малой скорости химических реакций. Но ваше новое тело и новый мозг работают на электрических, а не химических скоростях, так что механизм вето иногда вступает в игру слишком поздно для того, чтобы успеть сделать то, что должен. Но, как я сказал, я это могу отрегулировать. Простите, мне для этого нужно оттянуть кожу у вас на затылке и вскрыть вам череп…
Наконец, настало время возвращения домой. И когда я добрался до своего дома в Норт-Йорке, мне уже не терпелось снова увидеть мою любимую рыжую ирландскую сеттершу.
– Ракушка! – позвал я, входя в дверь. – Сюда, девочка! Я дома!
Ракушка стремглав сбежала вниз по лестнице, но остановилась, как вкопанная, когда меня увидела. Я ожидал, что она начнёт радостно прыгать и лизать меня в лицо, но ничего подобного. Она вытянула передние лапы, приподнялась на задних, прижала уши к голове и злобно на меня гавкнула.
– Ракушка, это же я! Я вернулся.
Собака гавкнула снова, потом утробно зарычала.
– Ракушка, девочка, это же я. Честное слово!
Рычание стало громче. Входная дверь всё ещё была открыта, и я подумал было отступить через неё. Однако, нет, чёрт побери. Это мой дом.
– Ну же, малышка, это же я. Я, Джейк.
Ракушка прыгнула.
– Ракушка, Ракушечка! – сказал я ей. – Сидеть, маленькая! Сидеть!
Ракушка в жизни никогда никого не кусала, но сейчас она укусила меня. На мне была рубашка с коротким рукавом; она сомкнула челюсти на моём голом предплечье и дёрнула головой назад, выдирая кусок пластикожи и обнажая оптоволоконные нервы, эластичные тяжи мышц и голубоватую металлическую арматуру внутри. Она присела на задние лапы и обнюхала кусок пластика, потом развернулась и, скуля, убежала по лестнице обратно наверх.
Моё сердце не забилось чаще – потому что у меня не было сердца. Дыхание не перехватило – потому что я не дышал. В глазах не защипало – я не умел плакать. Я просто стоял там, ничего не делая, лишь медленно качая головой, и чувствовал себя брошенным и одиноким.
Похожий на паука лунный корабль совершил посадку у небольшой группы зеркальных куполов неподалёку от кратера Аристарх. После трёх дней невесомости иметь хоть какой-нибудь вес казалось невыносимым, хотя сила тяжести здесь была весьма умеренной, вшестеро меньше, чем на Земле.
Сотрудник «Иммортекс» очень правильно сделал, предупредив нас; станция была чисто утилитарной, если не сказать больше – мы словно очутились на подводной лодке. К сожалению, нам предстояло провести здесь три дня, проходя процедуры обеззараживания. При наличии сотен потенциальных точек отправления с Земли и всего одной возможной точки прибытия на Луну было разумно держать оборудование для деконтаминации именно здесь, а не на Земле.
Это была первая постоянно действующая база на Луне. Изначально её построили китайцы, и множество надписей и табличек и до сих пор были на китайском, но сейчас базой управлял международный консорциум. Официально она называлась «ЛС-1» – «Лунная Станция-1» – но в честь прибывающих иммигрантов кто-то установил большой щит с надписью «Остров Эл-Эс» [75] – каламбур, о смысле которого я догадался лишь через пару секунд.
75
Имеется в виду Эллис – остров в Нью-Йоркской бухте, на котором в первой половине XX века располагались иммиграционные службы США, и через который попала в страну значительная часть американских иммигрантов тех лет.
И я действительно был иммигрантом: этот мир, этот безвоздушный пыльный шар станет моим домом на всю оставшуюся мне жизнь – долгую или короткую. Конечно, здесь, на Луне, сосуды в моём мозгу будут подвергаться меньшим нагрузкам, так что я, вероятно, протяну дольше, чем если остался бы на Земле.
Может быть. В любом случае, доктора Верхнего Эдема будут точно знать, что делать, если со мной случится… инцидент . Завещание о жизни, которые я составил на этот случай, является частью контракта, а контракт положено соблюдать.
– Пассажиров «Иммортекс», – произнёс голос через интерком, – просим пройти на деконтаминацию.
Я вприпрыжку двинулся вдоль по коридору, хотя на душе у меня было совсем не весело.
12
Я – мнемоскан, загруженное сознание, скопированная личность, и всё же, несмотря на малочисленность внешних индикаторов моего внутреннего психического состояния, я по-прежнему весьма и весьма материален.