Золотое сечение Иуды
Шрифт:
Ванин ничего не сказал. «Уж коли со мной такая дурь происходит, надо все принимать как есть», – решил он про себя.
– Сейчас лучше? – поинтересовался Иуда.
– Лучше, – ответил он. И спросил гостя:
– Вы не голодны? Может Вам чаю или чего покрепче?
– О-о, и чего покрепче тоже, если можно, – попросил Иуда.
Ванин прошел в малую столовую, которая была соединена с кухней, и принялся доставать припасы из холодильника. Затем, поставив чайник, достал непочатую бутылку водки «Парламент».
Когда Ванин с подносом явился в столовую, Иуда уже удобно расположился за столом.
– Руки мыть будете? – поинтересовался Сергей Арнольдович.
Иуда поднял вверх ладони и показал хозяину.
– У меня не пачкаются, – заявил
Руки действительно у него были чистыми до белизны.
– Прошу Вас, – предложил Ванин, разложив содержание подноса на столе. – Чем богаты, тем и рады. Хозяйка организовала бы значительно лучше, но извините, время позднее, спит.
– Не беспокойтесь, – ответил ему Иуда. – Все чудесно, – и он медленно, почти торжественно положил нарезку Докторской колбасы на кусок Бородинского хлеба и также торжественно откусил большую его часть.
«Голодный, видать», – подумал Ванин, разливая по рюмкам водку. Ванин поднял свою, хотел что-то сказать, но Иуда перебил его:
– Мир, благополучие и любовь дому вашему, уважаемый Сергей! Будьте здоровы и счастливы со всем вашим семейством!
«Хорошо говорит», – подумал Сергей Арнольдович.
– Спасибо, – сказал он. – И Вам того же. Будем здоровы!
Выпили. «Нет, – подумал Ванин. – Этого не может быть. Это сон».
Он чувствовал, что глаза у него закрыты. Он очень хотел их открыть и увидеть, что он спокойно лежит у камина, а рядом с ним сидит Анна и держит его руку в своей руке. Ему тепло и хорошо. И он открыл.
Он открыл свои глаза, но перед ним сидел все тот же Иуда с картины Леонардо да Винчи, и на нем была все та же его одежда. После небольшой паузы Иуда обратился к Ванину:
– Если не возражаете, я продолжу наш разговор о том, почему я здесь оказался и что собираюсь делать.
– Уж будьте добры! – раздражительным голосом согласился Ванин – А то чертовщина какая-то получается.
– Чертовщина, – возразил ему Иуда, – извините, это из области фольклора. А я к вам пришел из реальной жизни.
Ванин ничего ему не ответил и приготовился слушать.
– Так вот, – начал свой рассказ Иуда. – Все началось с моего знакомства с Леонардо да Винчи. Это на юго-западе Италии божественной красоты места. К сожалению, он был незаконнорожденным ребенком. А это, как вы знаете, для судьбы человека имеет важное значение. Мать его, Катерина, была незнатного происхождения, и о ней мало что известно. После рождения сына она исчезла. Но в числе мертвых не значилась. Это я знаю точно. А отец, Пьеро да Винчи, забрал ребенка к себе и женился вскоре на другой женщине. Был он человеком зажиточным и работал нотариусом. В то время это что-то вроде вашего сегодняшнего адвоката, даже больше. Гений этого ребенка был обнаружен в раннем возрасте и проявлялся буквально во всем, чем бы он не увлекался. Увлечений этих была масса: и математика, и живопись, и ботаника, и инженерное дело. Помню случай один произошел любопытнейший. Было ему лет тринадцать, наверное, не больше. Отец собрался в субботу ехать в город на базар. К нему подходит сосед и просит его: «Возьми с собой мой боевой щит, отдай мастерам, пусть пострашней его разрисуют».
Ванин вопросительно посмотрел на Иуду:
– А это еще зачем?
– В то время было принято разукрашивать щиты страшными рисунками. Считалось, что это отпугивает врага и каким-то образом тебя защищает. Пьеро взял щит, но на базар его не повез, а отдал сыну. «На, – говорит, – разрисуй, как знаешь». И Леонардо взялся за дело. Он этот щит переделал заново, перетянул кожу, отшлифовал деревянные детали и нарисовал на щите Горгону со змеями на голове вместо волос. Вид у этого боевого щита был устрашающе прекрасен. Когда отец увидел работу сына, он испугался. Он знал, что ребенок очень талантливый, но работа, которая была сделана на этом щите, его потрясла. И он решил не возвращать его хозяину. Пьеро да Винчи решил поступить разумнее. Он поехал на рынок и продал этот щит в десятки раз дороже его стоимости. А соседу купил другой,
– О, это по-нашему. Я его понимаю, – одобрил Сергей Арнольдович.
– У Леонардо были странные увлечения, – продолжал Иуда. – Бывало, поймает крысу, обязательно препарирует ее, изучит – что у нее там внутри? Очень было ему интересно, что и из чего состоит. То же самое он делал с несчастными мышами, лягушками, кошками и даже с собаками и птицами. А что он творил с ящерицами? Помню случай: поймал две ящерицы. Одну, что называется, разобрал на мелкие детали, из кожи сделал крылья и пришил к другой, и непросто пришил, а наполнил их ртутью. Затем посадил в большую банку и показывал несчастным преподавателям, которые при виде этого чудовища падали в обморок. Заметив эти увлечения сына, отец серьезно был напуган. Мальчик растет, а хобби у него, мама дорогая. И Пьеро отправил сына в художественную школу на полный пансион, где Леонардо проявил недюжинный талант. Безусловно, он был с определенными странностями. Вот, например, он писал левой рукой, но не так как пишут обычные люди, которые являются левшами, а справа налево, при этом буквы у него были написаны «вверх ногами», то есть прочитать его рукопись можно было только с помощью зеркала, поставленного напротив. Но… – Иуда сделал паузу и посмотрел на Ванина. – Когда ему надо было написать что-то необходимое по жизни, ну, например, деловое письмо, он делал это как положено, как все нормальные люди. Зарекомендовав себя в аристократических кругах великолепным живописцем и изобретателем, он, кстати, не слыл эрудитом. У него была проблема – он никак не мог освоить латынь, но авторитет и доверие к его суждениям были непререкаемыми. Когда я с ним познакомился, его имя уже гремело. В Италии, во Франции не было ни одной аристократической семьи, в которой бы не мечтали иметь его работы. В то время у бомонда, так, по-моему, сегодня у вас называют аристократов, была мода на портреты.
Ванин согласно кивнул головой, а про себя подумал: «Задолбал, историк хренов. Отвечал бы по делу».
– Потерпите еще чуть-чуть. Я скоро закончу эту тему, – словно услышав мысли Ванина, успокоил его Иуда и добавил, – дальше будет самое интересное. Так вот, – начал он, – как я уже говорил, в то время у знати большой популярностью пользовался портрет. А у Леонардо именно портрет получался всегда на зависть его коллегам изумительно.
В те дни он заканчивал работу над «Мадонной с горностаем». Удивительное произведение. Вы, надеюсь, видели? – поинтересовался Иуда и продолжил, не дожидаясь ответа. – Леонардо торопился с окончанием работы, так как по договоренности с людьми Пантифика должен был заниматься росписью базилики Святого Петра в Ватикане. Но как это часто бывает с обещаниями великих мира сего, они его не сдержали и пригласили на эту работу других мастеров. Леонардо пребывал в смятении. И потом он отказался от целого ряда предложений ради работы в Ватикане. Но ведь надо было на что-то жить и кормить своих помощников.
И неожиданно для себя Леонардо получает заказ от доминиканских монахов написать «Тайную вечерю» в помещении трапезной монастыря Санта Мария дель ла Грациа в Милане. Таким образом, в 1495 году он приступил к работе над этим шедевром. Ему было 29 лет.
– Странно, – прервал свое молчание Ванин, явно удивленный сказанными словами Иуды. – Мне казалось, что эта работа была им сделана в зрелом возрасте?
– Нет, уважаемый Сергей, абсолютное большинство людей думают точно так же, но ему было 29 лет от роду, уж мне-то вы поверьте.
– Да уж, – согласился Сергей Арнольдович, горько вздыхая, – сомневаться не приходится.
Он уже окончательно убедился, что это не сон.
– Леонардо взялся за заказ монахов с каким-то нечеловеческим рвением. До него было написано великое множество «Тайных вечерь». Но ему хотелось сделать нечто особенное, неповторимое. К сожалению, у него ничего не получалось. Сама концепция картины никак не могла зародиться в его мозгу такой, какой мы ее с вами знаем теперь. А тогда ничего не выходило.