Золотое сечение Иуды
Шрифт:
– Да, хорошо, – согласился Иуда. – Давно мне не было так уютно. Может, еще по рюмашке пропустим, а?
– Я только «за», – согласился Ванин. – В моем нынешнем положении это единственный способ не сойти с ума.
– Ну тогда за здоровье, – предложил Иуда. И они с удовольствием выпили. – Но это еще не все, – продолжал свой рассказ Иуда. – Как вы, наверное, читали, над «Тайной вечерей» он работал около года. Может немного больше. Он очень спешил, но на стене писать красками намного сложнее. Главным образом из-за того, что очень трудно саму стену подготовить. Технология непростая и, главное,
Приди я к нему пораньше, возможно у картины не было бы такой печальной участи. Но как бы грех не был глубоко спрятан, он обязательно вылезет наружу.
Уже в 1517 году краски с картины начали осыпаться, а в 1652 году в стене, на которой написана картина, прорубили дверь, вернее дверной проем, как раз в том месте, где находились ноги Иисуса Христа. На первоначальном изображении Иисуса Леонардо показал их так, будто они прибиты к кресту. Однако после восстановления стены их сделали совсем по-другому. Иуда показал рукой под столом: «Вот как здесь, видите? Они просто стоят на полу».
– Как же можно было так глумиться над шедевром? – возмутился Сергей Арнольдович.
– Что поделать, – отвечал ему Иуда. – Служители бога, как это часто бывает, тоже люди. Однако картина продолжала разрушаться. В 1726 году была предпринята первая попытка сделать реставрацию. И никакого толка не было. Создавалось впечатление, что картина сама не хотела жить. Я в этом убедился в 1796 году, когда войска этого коротышки Наполеона Бонапарта захватили Милан. Они использовали трапезную монастыря как оружейный склад. Уж они-то поиздевались над «Тайной вечерей». Бросали в нее камнями, стреляли из пистолетов и ружей, выкалывали глаза апостолам. Меня вообще было не узнать. Бесчинствовали, как хотели. И никто не остановил.
Несчастья преследуют это великое творение Леонардо с ее самого зарождения и по сей день.
– И даже Вы не можете ее спасти? – поинтересовался Ванин.
– Нет, это выше моих сил, – сказал, как отрезал, Иуда. – Вы скоро поймете почему. Но как ни странно картина больше страдала не от вандализма, а от элементарной сырости. Теперь Вы понимаете, почему я так обрадовался, когда копию этого великого полотна Вы сделали над камином.
– Как от сырости? – спросил Ванин. – Разве стена была старой и сырой?
– В том-то и дело, что трапезная, где находилась картина, была абсолютно сухой, и о зарождении сырости, тем более плесени, не могло быть и речи. Но она сырела, утрачивая все былое, все больше и больше. И все сильнее теряла свой первоначальный вид. Уже гораздо позже, после смерти Леонардо, мне говорили, что картину погубила та самая гордыня, о которой мы с вами беседовали. Очень ему хотелось удивить весь мир, и он спешил, и неправильно обработал стену. Была допущена какая-то ошибка. Мир, конечно, он удивил, но оригинал утратил свой первоначальный облик. И как мне кажется, сам Леонардо считал ее порчу карой божьей. Он мне об этом говорил сам, но тогда я не предал его словам особого значения.
Но
– Почему же? – заинтересовался Сергей Арнольдович. – Здесь, наверное, есть какая-то тайна?
Иуда сделал вид, что не услышал вопроса и продолжал свой рассказ.
– Тогда же у Стены Плача мы с ним заключили пари: если когда-нибудь какой-либо художник напишет лицо Иисуса, соответствующее его действительному облику, и там же будет изображение «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, я обязан буду находиться при этом человеке до конца дней его.
– А если нет? – спросил Ванин, еще не поняв до конца смысл произнесенных слов Иуды.
– Если нет, – продолжал Иуда, – Леонардо будет продолжать находиться в том ужасном сне, который преследует его на протяжении всей его жизни.
– Что это за сон такой? – не дождавшись продолжения, снова задал вопрос Ванин, раздираемый любопытством.
– Знаете ли, я тоже узнал это уже значительно позже, – начал Иуда. – У Леонардо ежедневно бывали видения: стоит он перед огромной пещерой с зияющей черной дырой, и дыра эта кажется ему живым существом, которое тянет его к себе с непреодолимой силой. Его охватывает ужас. Но странно, внутренний голос ему говорит: «Сделай один только шаг вперед. Иди и там столько сказочных чудес, неразгаданных открытий, там столько нового и неизвестного, там столько всего прекрасного и чудесного…» Он закрывает глаза и делает этот шаг. И летит в бесконечность… И просыпается от ужаса падения.
– Какой кошмар, – сочувственно произнес Сергей Арнольдович.
– Да, он и дальше теперь будет продолжать ходить к этой пещере, ну а я теперь всегда буду при Вас, при первом вашем желании. Вас это не пугает?
– Да, нет, – сказал Ванин спокойно. – По-моему, я к Вам начинаю привыкать, уважаемый Иуда. И потом вдруг спросил: «А Леонардо да Винчи знает, что Вы сейчас у меня в доме и выиграли это пари?»
– Безусловно, знает, – отвечает Иуда. – Только не Леонардо, а его душа. Души, вы ведь знаете, они никогда не умирают.
– А как же вы общаетесь?
Иуда громко рассмеялся:
– Вы не поверите, но чисто технически это называется «душевная связь».
Ответ Ванину понравился. Он только не понял, шутит Иуда или серьезно говорит. Между тем тот продолжал:
– Странная, конечно, судьба у этого величайшего из всех живущих на Земле людей. Одна только Мона Лиза чего стоит – шедевр среди всех шедевров. Десять лет работал он над ее портретом. Сделал выдающееся научное открытие и гипотезы, придумал гениальные инженерные решения. А созданная им в рисунках анатомия человека? И при всем при этом никогда не был любим ни одной женщиной. И сам никого не любил. Ни семьи, ни детей.