Золотоглазые
Шрифт:
— Но, сэр Джон, я уже объяснял вам, что здесь нет зачинщиков.
— Я знаю, знаю. Я слушал вас. Все они одинаковые, и все такое… Это хорошо в теории, быть может, но вы знаете не хуже меня, что во всякой группе есть юноши, которые стоят во главе, и именно они должны быть у вас. Справьтесь с ними — и вы сумеете справиться с остальными.
Он выжидательно замолчал.
Доктор Торранс обменялся беспомощным взглядом с подполковником Уосткотом. Бернард слегка пожал плечами и чуть заметно кивнул. Доктор Торранс показался еще более
— Хорошо, сэр Джон, так как вы взялись приказывать, я не могу не подчиниться, но я должен просить вас внимательно следить за вашими словами. Дети очень… чувствительны.
Выбор последнего слова был явно неудачен, так как вслед за констеблем это слово используют заботливые мамаши, говоря о своих испорченных сыновьях, и оно не расположило его по отношению к Детям.
Он пробормотал что-то неодобрительное, когда доктор Торранс поднялся и вышел из комнаты. Бернард открыл было рот, чтобы подкрепить предупреждение доктора, но потом решил, что только ухудшит дело. Они ждали в молчании, пока не вернулся доктор с одним из Мальчиков.
— Это Эрвин, — сказал он, представляя Мальчика. Последнему он добавил: — Сэр Джон хочет задать тебе несколько вопросов. В обязанность констебля входит доложить о событиях прошлой ночи.
Мальчик кивнул и повернулся к сэру Джону. Доктор занял свое место у стола и начал наблюдать за обоими, напряженно и обеспокоенно. Взгляд Мальчика был спокоен, внимателен, но совершенно нейтрален.
Сэр Джон встретил его таким же спокойствием. «Здоровенький Мальчик, — подумал он, — немного сухопарый, ну, не настолько, чтобы производить впечатление худого. Хрупкий, лучше сказать».
Было трудно судить о чем-либо по чертам лица: оно было привлекательным, хотя без той слабости, которая часто сопровождает миловидность. С другой стороны, оно не подчеркивало силу, рот, в самом деле, был немного маловат, хотя не надменный. По лицу узнать много было нельзя. Глаза, однако, были более впечатляющие, чем он ожидал. Ему говорили об удивительных золотистых глазах, но никому не удавалось передать их лучистость, их странную способность светиться изнутри. На мгновение это вывело его из равновесия, потом он взял себя в руки, напомнив себе, что говорит с каким-то уродцем, Мальчиком девяти лет от роду, выглядевшим на все шестнадцать, воспитанным на самопознании, самообразовании, самовыражении. Он решил относиться к юноше так, словно ему и впрямь девять лет, и начал в той манере отношения мужчины к ребенку, которая свойственна практичным людям.
— Вчерашнее событие очень серьезно, — произнес он. — Наша работа — выяснить все дело и найти, что же все-таки произошло, кто отвечает за случившееся, и так далее. Мне говорят, что ты и другие были там, что ты на это скажешь?
— Нет, — быстро сказал мальчик.
Констебль кивнул. Мы не ожидали немедленного признания.
— Что же случилось? — спросил констебль.
— Люди деревни пришли сжечь
— Вы были уверены в этом?
— Они так сказали, и других поводов прийти в такое время у них не было.
— Хорошо, не будем вдаваться в такие подробности. Пусть будет так. Ты говоришь, они пришли поджечь Ферму, а другие хотели остановить их, и началось побоище.
— Да, — согласился Мальчик, но не так уверенно.
— Тогда фактически ты и твои друзья не имеют к этому никакого отношения. Вы были просто наблюдателями?
— Нет, — ответил Мальчик. — Мы должны были защищаться. Это было необходимо, иначе они сожгли бы дом.
— Вы имеете в виду, что призвали некоторых из них, чтобы остановить других, так?
— Нет, — терпеливо объяснил Мальчик. — Мы заставили их драться друге другом. Мы могли просто отослать их, но если бы мы это сделали, они захотели бы вернуться в другое время. Теперь они этого не сделают, они поняли, что лучше оставить нас в покое.
Констебль помолчал.
— Ты сказал «заставили их драться друге другом». Как это вы сделали?
— Это трудно объяснить. Не думаю, чтобы вы поняли.
Сэр Джон слегка покраснел.
— В любом случае я хочу послушать.
— Это будет бесполезно, — сказал Мальчик.
Он говорил просто, словно констатировал факт.
Лицо констебля стало красным. Доктор Торранс поспешно вставил:
— Это совершенно непонятное дело, сэр Джон, все мы стараемся понять, но не многим это удается. Вряд ли что-либо станет понятным, если сказать, что Дети пожелали, чтобы люди атаковали друг друга.
Сэр Джон посмотрел на него, потом на Мальчика. Он вновь залился краской, но контролировал себя. После нескольких глубоких вздохов он снова заговорил с Мальчиком, но теперь более неспокойно.
— Однако дело сделано, мы возвращаемся, и вы подтвердите, что ответственность за случившееся лежит на вас.
— Мы ответственны за то, что оборонялись, — равнодушно сказал Мальчик.
— Ценой четырех жизней и тринадцати серьезных ранений, хотя ты сам сказал, что вы могли бы просто их повернуть.
— Они хотели убить нас.
Констебль долго смотрел на него.
— Я не понимаю, как вы делаете это, но я не верю, что в тот момент подобное решение было единственным.
— Они бы пришли снова. Это было необходимо, — еще раз повторил Мальчик.
— Вы не можете быть столь уверены в своей правоте, все это чудовищно. Вы хоть чувствуете раскаяние перед пострадавшими людьми?
— Нет, — ответил Мальчик. — Да и почему? Вчера один из вас стрелял в нашего. Мы должны защищаться.
— Но не мстить. На вашей стороне закон…
— Но закон не смог защитить Уилфреда. И он оказался бессильным прошлой ночью. Закон наказывает преступника, совершившего преступление. Для нас это бессмысленно, мы хотим жить.
— Но вы отрицаете, что ответственны за смерть других людей?