Золотой адмирал (Пират Ее Величества)
Шрифт:
— Пиво размягчило тебе мозги, — проворчал Уайэтт. — Где ты найдешь пятнадцать здоровых парней?
— Это только Богу известно, — засмеялся Питер. — Но я обещаю, что они у тебя будут, а иначе я отдам тебе свою долю в этом корабле.
Он покинул корабль, прихватив с собой некоего Арнольда, боцмана, и двух здоровенных йонкеров из Корнуолла, черноволосых и пройдошистых, но по какой-то причине всем сердцем преданных Питеру. Пятым членом партии вербовщиков был веселый голубоглазый ирландец-великан по имени Брайан О'Брайан.
Три дня спустя один из йонкеров приплыл на красной барке,
Только тогда обратился Уайэтт к Дрейку за разрешением (он все еще получал свои распоряжения от Френсиса Дрейка, и так будет многие месяцы) переместить свою якорную стоянку подальше от берега, чтобы вплавь до него добираться стало очень опасно. Когда ирландцы протрезвели, они разразились чудовищными гэльскими проклятиями и обещали потопить «Морского купца» при первой же возможности — чем конечно же не добились удаления тех решеток, что держали их в заключении в трюме фрегата.
Двое суток спустя вернулся другой корнуоллец, поглаживая ножевую рану, но ведя троих цыган — скрытных смуглолицых парней, которых он захватил, пока они кемарили возле костра.
Прошло уже пять дней, но ни Питер, ни Арнольд не возвращались. Уайэтт не мог этого знать, но худшая из неудач постигла их вербовочные старания. Хотя они и проникли в глубину Сомерсетшира, в старинном городке Йовиле им не удалось убедить кузнеца бросить свою наковальню, а его подмастерья — сбежать от него. Но неподалеку, в уютном фермерском доме, красочные байки Питера о жизни в Виргинии, о победах Дрейка и о богатстве венецианского галиота, захваченного в гавани Кадиса, распалили воображение второго сына фермера и придурковатого кузена, который как раз у него работал. Они поднялись в три часа утра и ушли с Арнольдом, чтобы служить на «Морском купце».
Чтобы вернуться вовремя в Плимут, прикинул Питер, ему уже пора собираться в обратный путь. Поэтому он повернул свою лошадь — костлявую клячу, присвоенную им на безлюдном поле, — в сторону Тивертона и Эксетера. Очень расстроенный, Питер в приятной маленькой деревеньке зашел в таверну. Там он узнал, что отряды вербовщиков вымели из округи все подчистую. Хозяин пивной заверил его, что в этих краях многие посланники Дрейка заливались сиренами и обещали легкую и богатую добычу. Теперь тут остались только разумные, проницательные и флегматичные мужики.
— Но, ей-богу, дружище, — откровенно признался он хозяину, — я должен вернуться назад хотя бы с тремя здоровыми подлецами. Неужели нет
— Есть, — отвечал трактирщик, вытирая руки о запачканный кожаный фартук. — Если ты проедешь с половину лиги по дороге в Ныотонское аббатство, то увидишь ферму франклина Доусона. У него большой участок прекрасной земли, которую он обрабатывает вместе с тремя рослыми сыновьями, но их не заманишь на корабли, потому что один из них служил у Мартина Фробишера и на собственной шкуре испытал, что такое матросская доля.
Постанывая от разных одолевших его болячек, Питер расплатился по счету и на закате отправился в путь. Однако было еще светло, когда он заметил огоньки дома франклина Доусона, мягко светящиеся в глубине богатой долины, разделенной на множество небольших зеленых полей и лугов.
Когда он подъехал к воротам, прием, который ему оказали, был далеко не сердечным. Возле его ног заметались, рыча и скалясь, злющие псы, и, крупно шагая, вышел справиться, что ему нужно, чернобровый детина лет под тридцать, с дубиной, усеянной железными остриями.
Он, заявил Питер, отряхивая рукой штаны от дорожной пыли, бедный путник, бегущий от суровой службы на кораблях ее величества.
Черноволосый детина осмотрел его подозрительно, но все-таки отворил тяжелые ворота.
— Проходи, коли так. Я-то сначала подумал, что ты один из тех вербовщиков, которые все время осаждают эту ферму и пытаются заманить нас красивыми разговорами и обещаниями.
Франклин Доусон был, видимо, фермером более чем средней руки и способностей, ибо его жилище оказалось восхитительно опрятным, с крепкой тростниковой крышей, высокими стенами, должно быть воздвигнутыми еще в те дни, когда на Англию совершали свои набеги сарацины и норманны, добираясь даже сюда.
Франклин, то бишь свободный землевладелец недворянского происхождения, оказался проницательным остроносым мужиком, а его жена — худым поблекшим созданием. Семья сидела за обильным ужином, включающим чашки жирного молока, толстые ломти ветчины и еще более толстые куски нарезанного ржаного хлеба, намазанные тем превосходным сливочным маслом, которым до сих пор славится Девоншир. Они поставили перед Питером деревянное блюдо и пригласили его начинать.
Веселое открытое лицо Питера и его живые манеры постепенно прогнали окаменелые выражения с физиономий трех старших сыновей фермера. Джайлз, тот черноволосый, который впустил его в дом, оказался самым старшим; за ним по возрасту шли близнецы Герберт и Джордж. Им было около двадцати, и они смотрелись как медлительные и дюжие молодые бычки.
Единственно, кто еще присутствовал в доме из членов семьи, помогая хозяйке обслуживать мужчин, была хорошенькая, с отсутствующим взглядом, полнотелая дочка по имени Пегги. Ей было без малого восемнадцать; с густыми каштановыми волосами и изумительно правильными белыми зубками, которые она обнажала, то и дело заливаясь веселым смехом. Питеру не потребовалось много времени, чтобы убедиться в глупости Пег: родители и братья за ней всегда зорко приглядывали.
Видимо, до той поры Пег не встречался никто, хотя бы отдаленно похожий на этого веселого желтоволосого великана. Девчушка сразу увлеклась моряком.