Золотой человек
Шрифт:
– Ах, господин Тимар!
– восклицает девушка, поспешая навстречу гостю, на бегу, издали протягивает ему руку и искренним, сердечным рукопожатием приветствует пришельца.
Михай отвечает на пожатие девичьей руки, невольно задерживая взгляд на лице Ноэми. Не чудо ли? Вот лицо, которое просияло радостью при виде его, Тимара.
– Как же долго вы не приезжали!
– говорит Ноэми.
– Как же вы похорошели за это время!
– говорит Тимар, и в этом его утверждении равно естественно звучат нежность и откровенная
Девушка и вправду сильно изменилась к лучшему.
Такие метаморфозы свойственны девичьим лицам: у иных девочек, в детстве отличающихся идеальной красотою, на пороге зрелости черты лица утрачивают тонкость, становятся массивными, грубыми, а у других в те же самые годы формирования прелесть черт, дотоле неприметная, обретает совершенство, какое трудно было предположить. Возможно, есть тому и некое естественное объяснение. Скажем, зреющие в душе чувства лепят лицо по своему образу и подобию, стойкие благие или дурные страсти, печаль или радость, тревога или покой переделывают, приспосабливают к себе черты лица, как морская улитка свою раковину...
Лицо Ноэми лучилось доброжелательностью.
– Так вы меня еще помните?
– спросил Тимар, задержав в своей рука протянутую ему девичью ручку.
– О, мы вас очень часто вспоминаем!
– Тереза, матушка ваша, здорова?
– Да вот же она идет.
Хозяйку выманила из дома Альмира, принеся в зубах ружье; Тереза сразу догадалась, что прибыл какой-то приятный гость, и поспешила навстречу.
При виде Михая она заторопилась еще пуще; издали узнала она судового комиссара, который, как и в прошлый раз, в серой куртке с сумой через плечо, направлялся к их хижине.
– Добро пожаловать! Долго же мы вас ждали!
– на ходу приветствовала он а гостя.
– Все-таки вы про нас вспомнили!
– С этими словами Тереза безо всяких церемоний обняла Михая. И тут взгляд ее упал на сброшенную Тимаром суму.
– Альмира!
– крикнула он неотступно следующей за ней собаке.
– Возьми торбу и отнеси в дом!
– Там жареное мясо всяких видов!
– заметил Михай.
– Вон что? Тогда смотри, Альмира, как бы Нарцисса до него не добралась!
Эти ее слова вызвали недовольство Ноэми.
– Будто Нарцисса такая уж невоспитанная!
Госпожа Тереза расцеловала дочку, дабы ее смягчить, а та поддалась на ласку.
– Ну а теперь приглашаю в дом!
– сказала Тереза, доверительно беря Михая под руку.
– Пойдем и ты, Ноэми.
– Сейчас, только корзину отнесу, а то она уже полная.
Посреди дороги стояла огромная светлая плетеная корзина, чем-то нагруженная с верхом и укрытая белой простыней. Ноэми наклонилась, чтобы поднять ее за обе ручки.
Михай подскочил к ней.
– Я помогу донести, а то вам будет тяжело.
Ноэми залилась веселым, звонким ребячливым смехом и приподняла простыню. Корзина была наполнена розовыми
Однако Михай все же ухватил корзину за одну ручку, и они вдвоем понесли ее по дорожке, обсаженной лавандой.
– Вы из них делаете розовую воду?
– спросил Тимар.
– Вам и объяснять ничего не нужно, сами обо всем догадываетесь.
– У нас в Комароме изготовление розовой воды тоже в чести. Многие бедные женщины этим зарабатывают на жизнь.
– Вот как? Значит, роза не только для нас дар божий! Благодатный цветок, одной красоты его хватило бы человеку, чтобы скрасить жизнь, а он еще и кусок хлеба дает. Знаете, сударь, прошлый год для нас выдался неудачный: поздние заморозки загубили весь урожай фруктов и винограда, дождливое и холодное лето пчелам не дало собрать взяток, а тут еще и на домашнюю птицу мор напал... Пришлось бы нам порастрясти свои запасы, кабы розы не выручили. Розы-то нам не изменяют, каждый год цветут, вот и прошлый год не дали пропасть с голоду. Мы выгнали триста бутылок розовой воды, всю ее закупили и увезли в Сербию, а нам взамен дали пшеницы. Спасибо вам, розочки, красавицы пригожие, кормилицы щедрые!
За то время, что Тимар здесь не был, в домике прибавились новые помещения: сбоку была пристроена сушильня и отдельная каморка, где гнали розовую воду. Главное место здесь занимал очаг с медным чаном, из которого медленно, по капле, стекала первая выварка. Возле очага в большой кадке были свалены розовые выжимки, а на широкой скамье насыпаны свежие лепестки, которым сперва надлежало слегка провянуть.
Михай помог Ноэми высыпать розовые лепестки на скамью; густой, насыщенный аромат дурманил не хуже вина.
Ноэми, зарывшись в мягкую груду лепестков, проговорила:
– Ах, как славно было о бы хоть разок выспаться в такой постели!
– Что ты, глупышка!
– остерегла ее Тереза.
– Уснешь и не проснешься: розовый запах - верная смерть.
– Пуская смерть, зато прекрасная.
Тут уж Тереза не пожалела упреков.
– Выходит, умирать собралась? И меня бы не пожалела, оставила одну? Ах, ты, бессердечная девчонка!
Ноэми бросилась матери на шею, целовала, улещала ее.
– Нет-нет, родная моя, любимая! Ни за что не оставлю тебя, моя единственная!
– Тогда к чему эти пустые слова? Вот вы хоть ей скажите, господин Тимар, слыханное ли дело так шутить с матерью? Молоденькая девочка, чуть ли не вчера в куклы престала играть, а туда же, о смерти разговоры заводит!
Михай согласился с Терезой: никак не пристало такой юной девушке говорить матери о смерти, какой бы прекрасной она ей ни казалась.
– Побудь здесь, Ноэми, присмотри за котлом, чтобы не дай бог гуща не пригорела. А я пойду на кухню, надо же нашего гостя вкусненьким попотчевать. Вы ведь у нас сегодня весь день погостите, верно я понимаю, господин Тимар?